Ощущение объятий Оковецкого Святого Источника, объятий во имя веры, во имя жизни, во имя русской духовности и чистоты, которое нам довелось испытать, купаясь в его первозданных водах, не забудется никогда. Его холодные чистые воды, обжигая тело, бескорыстно и безвозмездно давали нам силу – силу духа, силу жизни, силу русского характера, силу русской, ни с чем не сравнимой красоты.
Когда-то, давным-давно, еще в конце XII века, на вершине водораздела между Балтикой и Каспием стоял мощный новгородский город-крепость Березовец. Многие работали здесь на волоке. Рядом был большой посад – Березовский Рядок с торговыми рядами. Но время, этот повелитель судеб, привело город-крепость в упадок, и только большой холм остался на месте некогда могучего городища, да село Березовский Рядок рассыпалось немногочисленными горошинами домов вдоль Березовского плеса.
Привыкшие к тому, что в каждом селении, где нам доводилось побывать, перед нами раскрывалось самобытное естество русской жизни, русской красоты, мы ждали подарка судьбы и на этот раз.
Березовский рядок встретил нас картинами тихой деревенской жизни. Вдалеке виднелась стоящая посреди луга, словно игрушечная, новенькая церквушка. На возвышении небольшого пустыря на окраине села расположилась ярмарка из двух заезжих машин, предлагавших немногочисленным покупателям джинсы, зубные щетки, чайники и другую бытовую утварь. Где-то лаяла собака. Одиноко мычала корова. Мимо нас, о чем-то непринужденно беседуя, прошли местные мужички. Где-то совсем рядом слышался стук молотка.
Дорога, обрываясь у небольшого огорода, расползалась змейками тропинок в разные стороны. Замешкавшись, мы гадали, по какой идти. Стук молотка вонзался в воздух редкими тяжелыми ударами, заставляя наши взгляды искать его в пространстве.
Низкий бревенчатый забор небольшого огорода требовал ремонта, накренившись, словно в изрядном подпитии к дороге. Морщинистые женские руки прилаживали к забору потемневшую от времени доску. На вид этим рукам было куда больше шестидесяти, но молоток слушался их, вгоняя гвозди в изношенное тело забора.
Женщина не отказалась от нашей помощи, и руки ее, теперь свободные, устремились вверх, чтобы поправить выбившиеся из-под косынки седые волосы их обладательницы. Морщинистое лицо и набухшие на руках вены бестактно выдавали возраст.
– Спасибо вам большое за помощь, – благодарно улыбнулась женщина, когда забор общими усилиями был починен.
Морщинки на ее лице, разливаясь солнечными лучиками, словно засветились.
– Не на кого мне надеяться, – словно оправдываясь, заговорила женщина, – сколько лет уж одна! Мужа похоронила, дети по городам разъехались. Так и живу. В деревне сейчас трудно, а молодежь трудностей не любит. Выучатся в институтах, а работы нет. Вот и уезжают из деревни. Это нам, старикам, ехать некуда, да и незачем. В жизни что главное? Мудрость постичь, мудрость жизни, силу души познать, себя найти. Я нашла. Мои это места. Люблю я их. Вон, на холме, – она показала на высокий холм древнего городища, – могила генерала Шевчука. Он погиб, защищая наши земли, нас, тогда совсем маленьких ребятишек. Память о нем мы должны сберечь, чтобы в памяти детям своим глубину корней наших передать, силу характера.
Ее надтреснутый голос словно приоткрыл душу обычной русской женщины.
– Идемте на холм, – засуетилась вдруг она, – покажу я вам обелиск погибшему генералу, места наши с высоты старого городища покажу.
По лугу, местами через гати, повела нас женщина по узкой тропинке к святыням своей земли. Вдруг подумалось: «С чего начинается Родина?» Женщина шла, поднимаясь по высокому холму над Березовским Рядком, над старым городищем, над временем. Солнце купало ее в дожде золотого света, вплетая ленты лучей в серебро волос. В золотом тумане, словно видение, образ женщины вдруг превращался то в розовощекую кустодиевскую барышню у источника, то, словно кадром кинопленки, на миг представал в облике пышногрудой молочницы.
На самой вершине холма, куда мы наконец-то поднялись, устремился к небу обелиск. Женщина, положив полевые цветы, сорванные по дороге, стояла молча, глядя куда-то вдаль. Солнце короной украшало ее голову. Пьедесталом ей, пьедесталом отразившемся в ней образе самобытной деревенской красоты русской женщины служил холм старого городища.