А суда все шли и шли к берегу, в холодной жестокости подминая под себя не успевшие уйти с их пути лодки. Когда очередная лодка погружалась в пучину моря под тяжестью массивных днищ неизвестных кораблей, берег отзывался стоном ничего не понимающих мирных жителей.
Теперь всем стоящим на берегу стало ясно, что это не торговый караван, а разбойничьи корабли. Кто они?! Откуда пришли?! Что надо им на ширванской земле от людей, которые привыкли встречать лишь мирных торговцев? От оцепенения Фирангиз очнулась первая:
– Бежим, бежим отсюда, Офа, скорее! – тянула за руку она подругу, но та, словно завороженная, не двигаясь смотрела на море.
– Бежим! – уводила ее Фирангиз.
– Там Азер, он может погибнуть, я буду ждать его на берегу. – Голос Офы дрожал. – Ты, Фирангиз, иди.
Корабли подходили все ближе. С берега уже были различимы силуэты снующих по палубе людей.
– Да идем же, Офа! – пыталась увести с берега подругу Фирангиз.
– Нет, я останусь, там Азер, иди, – не унималась Офа.
Фирангиз торопилась уйти от опасности. Она попыталась увести и детей Офы, но те, не желая уходить от матери, еще больше разревелись.
Офа осталась на берегу. Вот уж весла судов коснулись прибрежных камней, и ступили на ширванскую землю люди неизвестного ей враждебного племени. Вот уж смешалось оно с бегущей прочь от берега толпой местных жителей, и полетели первые меткие стрелы, послышались крики схваченных за волосы женщин, стоны ударенных в грудь стариков, плач ничего не понимающих детей. Кто они, люди незнакомого племени? Что нужно им на земле Ширвана?
Офа очнулась от оцепенения, когда перед ней вырос огромный русоволосый детина, необхватный в плечах, с хищным взглядом, пожиравшим ее. Он схватил ее за шею, дико скаля зубы. Дети в страхе визжали. Отпихнув их ногой от юбки матери, он потащил ее куда-то к старой перевернутой лодке. Офа еще сжимала в руках младенца, но в следующее мгновение детина безжалостно вырвал его из рук матери и швырнул на прибрежную гальку…
Фирангиз спешно, как могла, уходила от своего дома туда, за огороды, за виноградники, за городские стены, за которые уже проникли кровожадные чужеземцы. Там было спокойнее. Она спряталась за большим валуном в листве раскидистого кустарника в узкой изложине и, прижав к себе ребенка, сидела, тихо плача, пока звезды не покрыли небо. Ночь была безлунна, лишь в стороне Шабрана виднелись розовые зарницы пожаров, да ветер доносил едва уловимый запах гари.
Офа не замечала ни наступившей ночи, ни бушевавших за ее спиной пожаров, ни криков. Она не видела ничего вокруг себя. Униженная, она сидела на холодной прибрежной гальке, без слез склонившись над мертвым младенцем. Среди одиноких лодок рыбаков, добравшихся до берега, ее Азера не было…
Утром Фирангиз, оставив на свой страх и риск спящую дочку, отправилась в город. Стараясь остаться незамеченной, Фирангиз осторожно пробиралась вдоль огородов к своему дому. Спрятавшись за раскидистой чинарой, что росла неподалеку, она увидела во дворе Офы чужаков. Грубо толкнув ногой калитку, один из грабителей выводил со двора скотину, другой выносил из жилища шерстяной ковер, который Офа сплела совсем недавно и хотела вести на ярмарку на продажу. Еще один здоровенный верзила, перемахнув тяжелой большущей ногой через плетень, повалил его наземь и направился с зажженным факелом к ее, Фирангиз, дому. Стон рвался у женщины из груди, но, подавив в себе боль безысходности, она все же решилась спуститься на берег. Город опустел. Жителей видно не было, лишь убитые попадались ей по дороге. Спрятавшись на берегу за старой лодкой, она огляделась. Берег был усыпан мертвыми телами. С ладей и на ладьи то и дело поднимались и опускались те, кто вчера был принят за мирных торговцев. Они несли, кто что мог – баранов, ковры, серебряную посуду. Не гнушались и утварью – медными тазами да глиняными мисами. Сердце Фирангиз сжалось, она увидела на плече здоровущего мужика отчаянно сопротивляющуюся девичью фигурку.
Совсем недалеко от лодки Фирангиз увидела Офу, склоненную над мертвым тельцем ребенка. Теперь уже не раздумывая, она схватила ее за руку и потащила за собой туда, за огороды и виноградники, к большому валуну, подальше от разоряемого города.
Правитель Ширвана эмир Идаят Халид две ночи провел без сна. Покрасневшие глаза его ввалились и смотрели на мир с усталой отрешенностью. Тревожные мысли не давали эмиру покоя. Они пульсировали в висках нестерпимой болью. Никогда прежде никто не нарушал границ его страны. Если нога иноземца и ступала на земли Ширвана, то это были лишь торговцы, приходящие сюда с торговыми караванами. Днями из Шабрана прибыл гонец. Торопясь как можно быстрее доставить эмиру столь печальное известие, и день и ночь он мчал во весь опор. Он загнал коня, и сам едва не испустил дух.