Конрад вспоминал о Дингере, но никогда не спрашивал о нём Хооге. Альфред тоже молчал. До тех пор, пока "Вереск" оставался собственностью Феррары, ни ювелиру, ни его воспитаннику не следовало знать, что путешествие в Смирну стало для австрийца последним. Он умер почти сразу по возвращении в Амстердам.
С Феррарой Хооге был не так милосерден, как думал сам, считая себя образцом великодушия. Едва раненому стало легче, нетерпеливый компаньон заставил его подписать бумаги о продаже "Вереска".
"Я оплачиваю ваше лечение, забочусь о мальчике, которого вы похитили, и при всём этом покупаю судно за ту же цену, которую назначил первоначально. Вам повезло, господин ювелир. Вы имеете дело с бескорыстным человеком".
Передав шняву новому владельцу, Феррара вздохнул с облегчением. Он больше не был нужен Хооге и мог рассчитывать на то, что тот оставит его в покое. Но "приятель магрибских корсаров" твёрдо решил довести до конца своё доброе дело. В этом он был действительно бескорыстен, к тому же сам подвергался опасности, скрывая у себя Конрада и ежедневно навещая Феррару.
Убийцы могли появиться в любой момент. Временами Альфреду казалось, что за ним следят. Находясь на улице, он каждую минуту ожидал нападения или выстрела. Особняк его родителей, полный слуг и огороженный со всех сторон, был неприступной крепостью, однако "моравским гостям" ничего не стоило проникнуть в дом ювелира, кое-как охраняемый шестерыми вечно пьяными бездельниками и туповатым конюхом.
Феррара держал на столике в изголовье своей постели пару заряженных пистолетов. Дверь его комнаты кухарка запирала на ключ, допуская к раненому только врача. Тем не менее, эти предосторожности казались Альфреду недостаточными. Выбрав день, когда ювелир чувствовал себя более или менее сносно для серьёзного продолжительного разговора, Хооге заставил его рассказать о побеге Конрада всё, что не успел узнать от Дингера.
Феррара был предельно откровенен, но промолчал о причине, заставившей наследника Норденфельда отказаться от своего отца. Каким бы мерзавцем не проявил себя Дингер, он, судя по всему, тоже не решился затронуть эту опасную тему.
Хооге не замечал в мальчике ничего особенного, считая его избалованным, дерзким и своенравным. Он знал по собственному опыту, на какое безрассудство способны дети из богатых семей и посмеялся бы, услышав, что Конрад — одержимый. Сам он, в таком случае, был настоящим дьяволом. Скорее всего, мальчишке надоела строгость добродетельного папаши, и захотелось повидать свет. Этим и воспользовался бывший любовник его матери.
Узнав от Феррары полное имя таинственного пана Мирослава, Хооге удивился. Даже в Голландии оно было достаточно известным. И этот всесильный вельможа похитил Конрада, чтобы сделать его своим наследником?! Неудивительно, что в конце концов могущественный аристократ опомнился и решил разом покончить со всеми участниками сговора.
— Давно ли вы живёте в Амстердаме?
Феррара медлил с ответом, силясь вспомнить, в каком году прибыл в Голландию на грешной шхуне капитана Годсхалка. Прежде он держал в памяти эту дату и теперь вдруг обнаружил, что забыл не только день и год, но даже была ли тогда весна или осень.
— Лет двадцать, а может и больше.
Ювелира нестерпимо раздражал Хооге, который сидел у его постели, чуть наклонившись к нему и пристально всматриваясь в его лицо. Что за идиотская манера сверлить собеседника взглядом?! Феррара с удовольствием послал бы своего компаньона ко всем чертям, если бы мог обойтись без его помощи.
— Вы уже настоящий амстердамец, — сказал Хооге. — Вам будет непросто уехать отсюда, но сделать это необходимо. Если мне удастся избавить вас от тех троих, следом за ними вскоре явятся другие. Вы нажили такого врага, с которым нам не справиться даже общими усилиями. Я не уверен, что он не найдёт вас в Венеции, в Магрибе или на Босфоре. На вашем месте я бы отправился в колонии. Есть у вас знакомые на Кюрасао или в Батавии?
— Нет, но суть не в этом. Я сам давно уже подумываю о Новом Свете, но у меня мало денег, да и здоровье не настолько крепкое, чтобы выдержать подобное путешествие и ужасный климат Кариб. К тому же Конрад нуждается в хорошем образовании. Ему нельзя уезжать из Европы.