Ну вот, а сейчас еще раздастся звонок в прихожей и появится Таня! В тех редких случаях, когда не ночует дома, она любит возвращаться на первом поезде метро. И что мне ответить, когда она спросит, почему я до сих пор не ложился? Как объяснить?..
Однако Таня появилась еще очень не скоро. Это было хорошо. Я уже заканчивал нижний ряд.
А оперировать тремястами кусочками, что ни говори, значительно легче!
Я зачерпывал кусочки обеими руками, внимательно разглядывал и, аккуратно потряхивая, чтобы, не дай бог, ни один из них не перевернулся черным вниз, просеивал сквозь пальцы.
Как песчинки, сказал бы прозаик.
Как неуловимые секунды, парировал бы поэт.
Не спорю, все это несколько… да что там! – просто глупо – так послушно следовать рекомендациям странного продавца, но мне отчего-то нравилась эта глупость. Она вносила в мою работу элемент необычности, превращала однообразный, рутинный, по сути, труд в увлекательное занятие сродни загадочному магическому ритуалу.
Телефон снова зазвонил.
Я посмотрел на часы, но они были слишком далеко и я не смог ничего разглядеть. Тогда я встал и, прихрамывая на левую, отсиженную ногу, подошел к стене, на которой они висели. Впрочем, сейчас они скорее стояли.
Странно, я же, кажется, только утром их заводил. Или это было вчера?..
И снова меня беспокоила Таня.
Она сказала, что с Леной вчера случилась чуть ли не истерика, ее с таким трудом удалось успокоить, одной валерьянки ушло… Вот, а теперь она перестала, наконец, рыдать, зато впала в такую глубокую депрессию… В общем, если это необходимо, то Таня, разумеется, немедленно приедет, но лучше бы ей и сегодня остаться у Лены. И прямо от нее пойти завтра на работу… Ох, если б я только мог видеть…
Я сказал, что ничего страшного, оставайся.
Она спросила, уверен ли я, что смогу без нее обойтись.
Я пошутил, что да, обходился же как-то первые тридцать лет жизни.
Она сказала, что я чукча и поцеловала меня в носик.
Я сказал ей: «Конец связи», подразумевая под этим исключительно окончание телефонного разговора. И не заметил, как оказался в спальне.
Спустя буквально… чуть-чуть времени, я закончил укладку всех четырехсот «сторонних» кусочков. Периметр был готов. Олененок, загнанный в пределы узорчатой черной рамки, подмигнул мне. Я подумал, что ему, надеюсь, не долго уже осталось подмигивать.
Первый этап работы остался позади. Правда, он был самым легким, но это меня не смущало.
На радостях я решил позволить себе бокал шампанского. Если память мне не изменяла, в баре должно было остаться почти полбутылки полусладкого, еще с Таниного дня рождения. Мы с ней так мало пьем…
Я достал из-под стекла высокий фужер, прошел в гостиную, но шампанского так и не отыскал. Если честно, мне не удалось обнаружить там и сам бар, вместо него я постоянно натыкался на какие-то отделения с зимней одеждой, фарфоровой посудой и постельным бельем.
Просто я немного переутомился.
Я отправился в спальню, по пути успев признаться себе, что это даже хорошо, что нет шампанского, алкоголь – лекарство для слабых, мне же завтра – если оно еще не наступило – понадобится ясная голова.
Спать почему-то не хотелось. Хотелось просто лечь на спину и полежать с закрытыми глазами хотя бы полчасика. Хотя бы…
Я упал на ковер, в центр будущего черного квадрата, опустил голову на вздрогнувшее плечо олененка и отогнал прочь неуместную ассоциацию с черной траурной рамкой, окаймляющей фотографии умерших.
Работа спорилась!
Мои ладони проносились над ковром, словно тучи, гонимые стремительным холодным ветром, – над осенним полем. И так же, как тучи, оставляли за собой стелющийся шлейф из снежинок. Мои снежинки тоже были, в большинстве своем, шестиконечными, только черными, и ложились они на удивление ровным слоем.
Стоило мне взять в руки очередной кусочек головоломки и хоть мельком взглянуть на него – как мгновенно невесть откуда на меня снисходило понимание: он должен лежать здесь! Это было странно. Как будто на каждом кусочке был нарисован элемент некоего рисунка, а я определял местоположение этого кусочка, согласуясь с его уменьшенной копией. Но ведь не было на самом деле ни рисунка, ни его элементов! Только чернота, успевшая на данный момент покрыть едва ли не треть осеннего желто-коричневого пейзажа.