Я зябко передернул плечами, тоже довоображался, сказал бодро:
- Как только добежим...
Поперхнулся, в дальнем светлом проеме выхода возникли человеческие фигуры. Трое, четверо, нет, уже восемь человек... В руках автоматы, пистолеты и гранаты на поясах, а за плечами гранатометы и стингеры.
- Это зорги... - прошептала она обреченно.
- А не братки?
- Какие братки? - переспросила она.
- Солнцевские или долгопрудненские, - ответил я раздраженно, - какая разница?
- Я таких систем не знаю, - прошептала она. - В нашей Галактике...
- Да ваша Галактика на задворках, - буркнул я, - если там о солнцевских не слыхали. А Люберцы так вааще... Правда, их время прошло...
Вошедшие шли медленно, не спеша, заглядывали во все закоулки. Мы затаились, как мыши, я лихорадочно продумывал все варианты, но против лома нет приема, окромя другого лома, а это значит, что мы должны быть по меньшей мере в штурмовом танке, да и то бабка надвое поплевала: у троих из них в руках как раз противотанковые ракеты.
Подходили все ближе, я опустил ладонь на голову торкессы и придавил чуточку, золотой блеск волос может выдать, она затихла. В непрестанном тяжелом шуме огромного литейного цеха я отчетливо слышал обрекающие шаги, сопение всех восьмерых. Один непрестанно чавкает, пуская пузыри чуингам, этому предназначено погибнуть первым, или я вообще последний дурак и ни черта в этом мире, именно в этом, не понимаю...
- Я напрягся, готовясь выскочить, пропадать так с музыкой, но они остановились в двух шагах от нас, долго смотрели поверх наших голов, тянули напряженную паузу, наконец один произнес с явной досадой:
- Да нет их здесь, босс.
- Должны быть, - ответил тот, что в середине, не признать в нем босса трудно: красивый и элегантный, в черном плаще и модной шляпе, этакий скучающий эстет-аристократ, в то время как все остальные - типичные наемники-профессионалы. - Нам сообщили, что ловушка для них расставлена именно здесь...
- У них не хватило ума, - подал голос второй, - добраться до этой ловушки.
- Им бы че-нибудь попроще, - добавил третий, - а не циркачку...
Они постояли, озирая остальные две трети исполинского цеха, никому в этот ад идти не хочется. Еще одна мартеновская печь начала выдавать продукцию, то есть в стене толстой металлической башни образовалась огненная дыра, бурным потоком хлынул расплавленный до легкости спирта тяжелый металл, пронесся по желобу и жутким и прекрасным водопадом низвергся в подставленный ковш. Выметнулись, как при салюте, мириады огненных искр, взлетели до самого свода. Если хоть одна такая искорка попадет на плащ или шляпу...
Босс передернул плечами:
- Мерзость какая... В самом деле, кто сюда придет? Разве что на альтернативную службу... Уходим.
Я едва сдерживал дыхание, торкесса вообще затихла, будто сомлела, а они начали медленно, очень медленно поворачиваться, теперь ведь, когда уходят, можно и подемонстрировать, что, если бы не приказ, все бы здесь перевернули, в каждую мышиную норку заглянули, даже в ковше бы пошарили голыми руками, а так вот подчиняются приказу, уходят, уходят, уходят...
Удалялись по направлению к распахнутым воротам с ленивой грацией наемников, которым все до Фаберже. Я молил судьбу, чтобы двигались побыстрее, ну что это как будто через плотную воду, даже через густой клей, мухи какие-то осенние, а не киногерои, им только за ленивцами наблюдать да ослабленных улиток ловить, горячие эстонские парни...
Но удаляются, удаляются, вот уже в распахнутых воротах их охватил солнечный свет, наполовину скрыл, окружив ореолом благородных героев, светлым сиянием тех, кому подражают, на кого стараются быть похожими все, у кого только одна извилина, да и та между ягодицами, а таких, естественно, большинство, так что это герои масс.
Они исчезали, а тем временем из мартеновской печи огненная струя начала иссякать, к ковшу подъехала тележка, механическая рука взяла пробу, цилиндр выждал, когда прекратится мелькание цифр, послышалось тихое жужжание, из прорези выполз листок бумаги формата А-4. Мы все еще сидим пригнувшись, почти рядом, тележка подъехала к нам, длинная рука протянула в нашу сторону листок с длинными рядами цифр.
Я попытался попятиться, но зад уперся в теплую стену из металла. Торкесса чему-то вздохнула, а я с ужасом смотрел, как рука все удлиняется, похожая на составное удилище, наконец гулкий металлический голос проговорил отчетливо:
- Рапортую о наличии в пробе металла повышенной окиси нитратов...
Я не смотрел на робота, все внимание на громилах, что почти исчезли в потоках солнечного света. Нет, не все исчезли, один еще виден, хорошо бы тот, который постоянно жует, у него не только мозги, но и уши заплыли.
Я делал идиоту-роботу ужасные гримасы, чтобы отстал от нас, я хоть и царь природы, но не хозяин этого завода... вернее, я выше, так как царь природы, а ты вали всего лишь к хозяйчику, предпринимателю, буржую, новому русскому.
Робот повторил гулким басом откровенного дурака:
- Нитратов на две сотых процента больше нормы... Как прикажете поступить, масса?
- Да пошел ты, дурак, - прошипел я в бессилии. - Умолкни!
Робот повторил громко:
- Приказа не понял. "Да пошел ты, дурак" нет в моем словарном запасе, господин мистер масса...
- Пошел вон, - сказал я отчетливо. - Принимай плавку, понял?
- Понял, - произнес он гулким металлическим голосом, что наполнил весь мартеновский цех. - Под вашу ответственность, босс! Позвольте вашу подпись...
- Черт бы тебя побрал, - выругался я. - Давай быстрее ручку!
Тележка качнулась взад-вперед, мне почудилось, что робот вот-вот похлопает манипуляторами по бокам, но он лишь промямлил:
- Но... ручка... ручка всегда... А была же...
В дверном проеме рядом с первой фигурой возникли еще две, потом еще. Трое шагнули вперед, прислушиваясь. Оружие у всех на изготовку, я развернулся, спихнув голову торкессы, не задохнулась бы, я все это время прижимал ее лицом к своему животу... в его нижней части, попятился вдоль стены, торкессу ухватил за руку.
- Уходим, уходим!
Робот воззвал вдогонку голосом протестантского пастора:
- Но... как же без подписи? Это нельзя, это нарушение!