— Что верно, то верно, — озадаченно проговорила Норма. — Вы совершенно правы, господин Сондерсен. Почему он не позвонил к Киоси Сасаки?
— Потому что на сей раз его никто не проинформировал? — спросил Каплан.
— Или он был проинформирован, но имел вескую причину не звонить, — сказала Норма.
— Должны быть и другие объяснения, — повторил свою любимую фразу Сондерсен, потирая лоб. — Нет, я уверен, что есть другой предатель, и каждый его последующий шаг предсказать невозможно. После ареста Сасаки вся эта история вступила в критическую фазу. Впервые я просто-напросто… — он оборвал себя на полуслове и допил вино.
— Я тоже, — сказала Норма. — Я очень боюсь.
34
Самолет, в котором летели Норма и Каплан, приземлился в гамбургском аэропорту Фульсбюттель в четырнадцать пятьдесят.
По-прежнему было очень жарко и душно, и Норме показалось, что она в последний раз побывала здесь не три дня, а три года назад. Вместе с молодым израильтянином они прошли паспортный и таможенный контроль. В зале ожидания авиапассажиров встречали друзья, знакомые и родственники. Норма втайне надеялась, что увидит здесь Барски. Расстроенная, она шла рядом с Капланом, который нес свои и ее вещи.
— Норма! — услышала она тонкий детский голосок.
Она оглянулась. У выхода, несколько в тени, в белом платьице стояла Еля, улыбалась и махала ей рукой. Норма ощутила, как ее охватывает удивительно светлое и теплое чувство радости и благодарности. Девочка подбежала к ней, Норма нагнулась, обняла ее и прижала к себе.
— Вот, Норма, пожалуйста! — Еля протянула ей букет красных роз.
— Спасибо тебе, — сказала Норма. — Какие красивые!
Каплан остановился в некотором отдалении.
— Это от меня и от Яна, — уточнила Еля.
— Где же Ян?
Еля неопределенно махнула рукой в сторону стоянки машин:
— Где-то там.
— А почему не пришел сюда?
— Сказал, чтобы я одна вас встретила. Это, мол, будет для вас сюрпризом.
— Понимаю, — сказала Норма.
Ах, Ян! — подумала она.
— Если ты не против, пойдем сразу в «Альстерский павильон». Мне ужас как хочется мороженого. Шоколадного и клубничного! Ты ведь не против, а?
— Я — за! — сказала Норма.
— Помнишь, как я с тобой сидела там?
— А как же!
— У-у, как давно это было! Правда?
— Страшно давно, — сказала Норма.
Серебристо-серый «вольво» Барски остановился перед ними. Как только они вышли из здания аэровокзала, Барски улыбнулся Норме.
— Привет, — сказал он.
— Привет! — и бросилась ему на шею.
— Ладно, будет, будет, — успокаивал он ее.
— Я не знала, что и подумать…
— На твоем месте я подумал бы то же самое.
— Правда? — тихо проговорила Норма.
— Я же сказал тебе. Забудь об этом, — ответил он несколько жестко и, увидев подошедшего Каплана, обменялся с ним рукопожатием.
— Разве я не предсказывал вам?.. — сказал молодой израильтянин. — Я тоже поеду с вами полакомиться мороженым. Ванильным. Обожаю ванильное! Я от него без ума!
— Вы ребята что надо, — сказала Норма. — Оба!
— А что! Возражать не будем! — отшутился Каплан.
И поехали. Все боковые стекла опустили, машину продувал теплый ветер. Норма сидела рядом с девочкой на заднем сиденье, и у нее было такое ощущение, будто после долгих странствий она вернулась к близким и дорогим ее сердцу людям.
— Ты заметила? — спросила Еля.
— Что заметила?
— Что я надела мои любимые туфельки. Сине-белые.
— И правда, — сказала Норма. — Специально надела, потому что пойдем в кафе-мороженое?
— Специально для тебя, — сказала Еля. — Я не сама придумала, это Ян мне посоветовал.
Какой прекрасной может быть жизнь, подумала Норма. Конечно, лишь изредка и на короткое время. Зато как хорошо тогда!
Несколько позже они сидели за столиком в павильоне у реки.
От воды веяло прохладой, к причалу подходили одни теплоходы, а другие отходили. На палубах было много народа, опять звучала музыка — старые сентиментальные шлягеры. Еля с Капланом наслаждались мороженым, Норма пила охлажденный чай, а Барски — лимонад. Над водой поднимался первый осенний туман, и Норма вспоминала обо всем, что несколько часов назад в Ницце говорил ей Сондерсен, и страх не оставлял ее. Алые розы она поставила в вазочку.
— «C’est si bon»,[38] — пел Ив Монтан.