— Увы!.. Пусто.
— Но ведь вы сказали… станция метро «Любекерштрассе»?
— Да, сказал. Но когда мы подъехали, в будке никого не было. Трубка лежала на подставке, а рядом с ней стоял маленький мощный передатчик. По нему этот тип с вами и говорил. Телефонную будку он использовал как станцию-реле. Таких хитрецов я еще не встречал!
— И то правда, — сказал Барски.
Когда несколько минут спустя телефон зазвонил вновь, искаженный голос принялся его отчитывать:
— Сондерсен обещал мне, что розыску дали отбой. А сейчас к будке съехались шесть патрульных машин.
— Я за это не отвечаю!
— Передайте Сондерсену, что если мы убьем вашу дочь — вся ответственность будет на нем. Понятно?
— Да.
— А теперь слушайте меня внимательно! Пора передать материал нам. И как можно скорее. Позвоните Сондерсену и сразу же отправляйтесь в институт. Скажите вахтеру, что в семь часов утра к вам придет один молодой человек по имени Ханс Хегер. Повторите!
— Ханс Хегер.
— Он приедет на «мерседесе-500». Пропуск у него есть. Он его предъявит.
— Я никому никакого пропуска не давал.
— Я вас умоляю! У Хегера будет пропуск. Вахтер свяжется с вами. И вы скажете, чтобы Хегера пропустили. Мы будем за ним постоянно наблюдать. Если он, вахтер, хоть раз бросит на нашего человека косой взгляд, вашей девочке конец, понятно?
— Да!
— Институт в такое время еще закрыт. Я про вашу клинику… Когда вахтер позвонит, скажете ему, чтобы открыл Хансу Хегеру входную дверь. Он возьмет у вас плату с материалом о вирусе и вакцине. Со всем материалом, поняли?
— Да!
— Конечно, когда вы извлечете ее из компьютера, она станет непригодной. Поэтому в девять утра вы поедете в филиал Дрезденского банка и возьмете из сейфа копии. Обе, которые вы там храните! Хегер поедет с вами, ему и передадите. Если Сондерсену вздумается вмешаться, мы убьем вашу дочь через три минуты. И это понятно?
— Да.
— В случае любых непредвиденных обстоятельств мы вашу дочь убьем.
— Господи ты Боже мой, я же на все согласен!
— Не кричите! Как только мы получим копии из банка, мы вашу девочку отпустим. Сондерсен отозвал всех своих людей. Это мы знаем. Ваша машина стоит у подъезда. Садитесь и поезжайте!
И снова в трубке короткие гудки. Барски позвонил Сондерсену в полицейское управление.
— Вы все слышали?
— Да.
— Если вы хоть что-то предпримете, на вашей совести будет смерть моего ребенка.
— Я не намерен ничего предпринимать.
Барски встал.
— Мне нужно в клинику, — сказал он Норме.
— Я с тобой.
— Исключено. Ты должна остаться здесь. Соображаешь, почему?
— Да, — сказала Норма.
Три минуты спустя она увидела через окно, как его «вольво», стоявший перед синим «гольфом», отъехал от дома. Улица в этот час была темной и безлюдной.
Аппараты в комнате Петры гудели. Эли Каплан сидел перед терминалом и время от времени нажимал на клавиши. Поглядывая на наручные часы, менял дискеты и опять нажимал на клавиши.
— Скажешь ты мне или нет, зачем ты сюда заявился? — крикнула Петра, лежавшая в постели. — Не молчи же, Эли!
Он не ответил. Компьютер тихонько гудел.
— Знаешь, как мне хочется с тобой поговорить. Если ты не обратишь на меня внимания, я закричу, да еще как!
— Миленькая моя, успокойся, помолчи!
— Ну как знаешь.
Телефонный звонок.
Норма сняла трубку.
— Да?
— Здравствуйте, фрау Десмонд, — сказал человек с железными нотками в голосе. — Я только хотел убедиться, уехал ли он один.
— Он уехал один. — И Норма почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось. — Слушайте… слушайте… обменяйте нас!
— Что?
— Обменяйте меня на Елю! Скажите, что я должна сделать? Сондерсен нас слышит. За мной никакой слежки не будет, потому что иначе вы убьете ребенка. Я поеду, куда вы скажете. Возьмите меня и отпустите ребенка. Я вас умоляю!
— Почему вы хотите пожертвовать собой?
— Потому что я люблю Яна. Потому что, если с Елей что-нибудь случится, он этого не переживет. Я не только о вас говорю, мало ли что может случиться с ребенком, — зачастила Норма.
Мила Керб смотрела на нее и бормотала себе под нос что-то по-чешски.
— Барски тоже любит меня. В моем лице вы будете иметь заложника не менее важного, чем девочка. Девочка понятия не имеет, в чем дело. А я… я…
— Ну же! Ну!
— Моего мальчика убили в цирке. Я не могу примириться с мыслью, что погибнет еще один ребенок. Если вам так нужно, умру я… Но не дети, не дети!