— Возможно, он вышел прогуляться перед сном?
— У него был прострел. Именно поэтому, если судить по письму, он не мог встретить меня в аэропорту. Боли были такие, что он едва двигался, — так я предполагаю…
— Возможно, он услышал снаружи какой-то неясный шум и выглянул посмотреть, что случилось. Убийством занимается местная полиция. И, разумеется, топчется на месте.
— Генри Милленд мертв уже более сорока часов.
— Верно, — снова сказал Сондерсен. — И давно лежит в морге. Вскрытие сделано, пули извлечены. Их было три — стреляли из стандартного немецкого «карабина 98-К». Одна пуля попала в грудь, другая — в сердце и третья — в живот. Стреляли с расстояния примерно три метра. Полиция рассматривает этот случай как обыкновенное убийство. Оно и понятно: никому из них не известно то, что знаем мы. Тем временем к расследованию приступили и мои люди, и англичане. Перекрыт въезд и выезд из города, проверяют документы, багажники машин, кое у кого сделан обыск — все, что хотите. Естественно, результат — ноль. Рутина, вот как это называется. У убийцы или у убийц была целая ночь в запасе, чтобы убраться с Гернси, прежде чем домоправительница обнаружила труп.
— Они перевернули весь дом? Все комнаты выглядят так, как эта? — Вестен указал на выдвинутые ящики, на горы бумаг на полу.
— От подвала до чердака, — сказал Сондерсен. — Что искал убийца? Или убийцы?.. Ведь Милленд вызвал вас потому, что полагал, будто нашел выход. Не так ли?
— Ну и что?
— А вдруг он зафиксировал свои мысли на бумаге?
— Совершенно исключено.
— Те, что перевернули здесь все вверх дном, думали иначе. Конечно, возможно, что они ничего не нашли.
— Остались следы, отпечатки пальцев? — спросила Норма.
— Отпечатков пальцев сколько угодно. Милленда, домоправительницы, священника…
— Какого еще священника?
— Мне рассказали, Милленд вел затворнический образ жизни, — сказал Сондерсен. — Два-три раза в неделю ходил в деревенский паб, выпивал несколько кружек пива, беседовал с рыбаками. Они его уважали. Настоящих друзей у него было мало. Один адвокат из Сент-Питер-Порта, столицы Гернси, геолог-океанолог из Кре, художник из Билль Амфри и отец Грегори из церкви на рю де л’Эглиз. Вы проезжали мимо нее по пути сюда.
— Да, — сказала Норма, — припоминаю. Хардвик еще обратил наше внимание на нее. И на Музей немецкой оккупации за маленьким кладбищем.
— С отцом Грегори Милленд играл в шахматы. Священник часто приходил сюда. Я уже упоминал, что мы обнаружили отпечатки его пальцев. А вот другие отпечатки идентифицировать пока не смогли. Те, кто здесь похозяйничал, обработали кончики своих пальцев какой-то жидкостью. Так что рассчитывать на успех в этом отношении нам не приходится.
Зазвонил телефон. Аппарат стоял на удивительно красивом секретере, судя по стилю — времен Людовика XV. Чтобы снять трубку, Сондерсену пришлось переступать через горы бумаги.
— Алло! — он посмотрел на Норму. — Ваш неизвестный друг! Как я по нему соскучился! Требует вас…
Она встала, и он протянул ей трубку.
— Норма Десмонд, — назвалась она, и тут же услышала знакомый измененный мужской голос с металлическими нотками.
— Здравствуйте, фрау Десмонд! Вы появились в доме мистера Милленда минут пятнадцать назад. Извините, что я помешал вашей беседе с господами Сондерсеном, Вестеном и доктором Барски. Мне очень жаль, что нам пришлось убрать доктора Милленда.
— Вам?
— Да, фрау Десмонд… Попросите, чтобы господа не прерывали нашего с вами разговора. Потом вы все им передадите дословно. Скажите им!..
Норма громко проговорила:
— Он просит не перебивать. Потом я передам вам содержание нашего разговора.
— Спасибо, — поблагодарил ее неизвестный. — Да, фрау Десмонд, мы. В данной экстремальной ситуации потребовалось нечто вроде мирного сосуществования. Или временного перемирия, если угодно. Нам удалось убедить другую сторону, что в случае с доктором Миллендом нам надо быть заодно.
— Заодно? Почему?
— Не глупите, фрау Десмонд! Доктор Милленд послал господину Вестену депешу. Содержание письма вам известно. Нам тоже.
— А откуда?
— Сколько раз мне повторять вам, что у нас есть доступ к любой информации. Нам известно все, все, понимаете? Всегда и обо всех. Продолжу: мы ненавидим кровопролитие. Но на сей раз нам пришлось согласиться с агрессивной стороной, что этого человека нам необходимо общими усилиями убрать.