— Допустим. И дальше?
— Их одно интересует: деньги! За деньги они пойдут на все. Безусловно, правительство их щедро оплачивает. А если кто-то другой предложит больше?
— Вы считаете, агент спецгруппы способен за особое вознаграждение перекинуться на сторону противника? — спросила Норма.
— Почему нет? В его положении, при его образе мышления и презрении ко всем системам власти — отнюдь не исключено. Особенно если от суммы захватывает дух. Вы поражены?
— Вовсе нет, — сказала Норма. — Что-то в этом роде мне мерещилось. Захват власти всегда обходится дорого.
— Слушать вас — занятие прелюбопытнейшее, — холодно проговорил Сондерсен. — Но тут убили человека. На очереди один из вас. Вот о чем необходимо помнить. И вам, и в первую очередь мне!
Они поселились в суперсовременном отеле «Бо Сежур» в Кембриджском парке. Поужинали вместе — и все без аппетита. Разговор не клеился, и Норме почудилось, что каждый из них сидит за столом в полном одиночестве — другие куда-то подевались.
Потом они разошлись по своим номерам. И действительно оказались наедине с собой. Норма открыла окно. В комнату буквально хлынул теплый воздух, напоенный пряным и сладковатым запахом цветов, Норма, укладываясь спать, подумала: как все же странно, что именно ночью цветы так благоухают. Сон не шел, и она решила принять ванну. Потом снова легла в постель, голая, как любила делать летом, чтобы капли воды постепенно испарялись с кожи.
Ей было грустно и тяжело на душе. Она сама не знала почему.
Скорее всего, из-за Яна. Ему, безусловно, особенно трудно. Он ожил, надеясь услышать от Генри Милленда, как разрубить гордиев узел. А теперь с каждым часом несчастье накатывает на них, подобно неумолимому року, подумала Норма, и каждый новый день — шаг к пропасти. Сколько осталось ждать? Когда они как следует возьмутся за Яна? Вакцина подействует, я уверена. Так не ошибся в расчетах, предчувствие меня не обманывает. Но вопрос не в вакцине, они могут обойтись и без нее. Вирус — вот что они хотят заполучить любой ценой! Мне часто удавалось предугадать развитие событий, да, довольно часто. Ян откажется выдать им результаты опытов с вирусом — как отказался Гельхорн. И что тогда? Они убьют Яна, как убили Гельхорна. Может быть, и меня заодно с ним. Легче мне от этого? Нет, со мной у них ничего не выйдет, думала она, вслушиваясь в тишину ночи. Когда я была с Пьером, у них тоже ничего не вышло. И я не умерла раньше его, как мечтала, и не умерла с ним вместе. Я осталась в живых и начинаю забывать Пьера. Моя жизнь продолжается. Когда-то, конечно, придет и моя очередь. Но прежде меня умрет Ян и, конечно, Алвин; так уж оно заведено у людей, которые любят друг друга. Люблю я Яна? Боюсь, что да. Несмотря на все мои ухищрения и попытки убежать от самой себя. И если я люблю Яна, я хочу, чтобы он жил, не ведая страха, не впадая в отчаяние, не чувствуя себя несчастным. Я хочу, чтобы он был счастлив — и я вместе с ним.
Пока до этого далеко. Он лежит в своей комнате, как в тюремной камере, а я в своей, как в одиночке. Почти все люди на земле засыпают с этим чувством, и когда они спят, они спят тяжелым сном заключенных, потому что каждый, пусть и бессознательно, ощущает, что близится последняя катастрофа. Она все ближе, ближе, ближе. Кольцо сужается… В саду заквакали лягушки. Наверное, в парке есть пруд… Наше время истекает. А кольцо сужается. С каждым часом.
Она встала и босиком зашлепала в ванную комнату. Люди Сондерсена купили в ее отсутствие все необходимое: ночную рубашку, домашние туфли, зубную пасту, щетки и прочие мелочи. На случай, если она пожелает пойти в бассейн — купальный костюм и два махровых халата. Норма надела один из них, завязала витой поясок и сунула ноги в домашние туфли. Выйдя в коридор и закрыв дверь номера на ключ, прошла мимо двух охранников, которые играли в карты за небольшим столиком, обтянутым зеленым сукном, автоматы лежали рядом, под рукой. Один из охранников поздоровался, и Норма ответила на его приветствие, удивившись, до какой степени ей безразлично, что они глядят ей вслед и увидят, как она войдет в номер Барски. Да, безразлично. То, что я делаю, подумала она, чистейшее безумие — но и это мне безразлично. Он совсем один, он в отчаянии, я тоже, и наше время истекает. А все, о чем я говорила и думала раньше, больше недействительно.
Она нажала на ручку двери. Не заперто. Она прошла через холл в спальню и увидела его лежащим на постели обнаженным, как и она сама недавно, и снова услышала квакающих в пруду лягушек.
— Норма? — тихо произнес он.