Выхожу из кухни как выжатый лимон. Наконец то! Пора браться за дела, а потом к Кольке и на Разрыв, купаться. По пути похвастаюсь ему как на бильярде играли. Привру, конечно, но не сильно. Ему полезно помучаться…
Управляюсь со всеми делами за час, хватаю полотенце и мчусь на соседний переулок босиком и в одних шортах. Лишние вещи никто из мальчишек старается с собой не брать: последнее модное развлечение, это незаметно вылезти из воды, надеть на себя всё что найдёшь у товарищей и прыгнуть в этом в воду. Ладно ещё что всё намокнет, обувь может соскочить и утонуть. Ищи его потом… Я обычно и полотенце не беру, но его не жалко если что и будет чем от слепней по дороге отмахиваться. Их на тропинке пруд пруди. Злые как черти.
Колька уже поджидает меня у своего участка — время для первого омовение давно прошло, а одного его не отпускают. В жаркие дни мы купаемся по два раза, до обеда и после. До обеда недолго — часок и домой, а вот потом можем задержаться до самого вечера. Какие-то друзья уходят, какие-то приходит, так и купаешься до полного помутнения, так что идти потом не можешь. Но я всё равно иногда ещё и в третий раз хожу, с Настюковым. С ним не страшно. Он меня и плавать научил. То есть я умел немного, по-собачьи, но дальше двух метров от берега не отплывал, да и то и то в карьере, а тут глубина… Но он особо не церемонился. Я, говорит маме моей, подстрахую его, не волнуйся. А сам и не собирался. Плыви, говорит, за мной на отмель. И поплыл. Ну, а я за ним, как собачка. Только до отмели плыть метров 15, я отродясь столько не проплывал, да ещё по глубине, но ничего, доплыл кое как. Обратно уже лучше было. А потом вообще легко пошло. Только мама, конечно, перепугалась сильно. Ругала потом Настюкова. А отец смеялся вечером — с Настюковым шутки плохи!
Идём по пыльной дороге. Я рассказываю про бильярд. Кольку аж корчит от зависти. Он вида старается не подавать, но я его как облупленного знаю. Сам то он хвастануть ох как любит, да только особо нечем. Бегаю я быстрее, плаваю тоже. И на рыбалке всегда его облавливаю, и когда боремся. Только что велик у него новенький, «Салют С», складной значит, злотого цвета — песня, а не велосипед. «Золотая молния». Да только я его на своём стареньком орлёнке всё равно обгоняю, хоть в горку, хоть по прямой. По правде говоря, это очень хорошо, что он золотой — мне такой цвет вообще не нравится. Был бы красный или голубой, вот тогда бы совсем плохо было, а так ещё терпимо.
Искоса наблюдая за реакцией Кольки в который раз подробнейшим образом рассказываю про стол, про зелёное сукно, про то, как мазал мелом кий, как забивал шары и как, пока била Анюта, качался на кресле-качалке и пил чай с зефиром. Колька чуть не плачет. Его расстраивает даже не то, что его там не было, а то, что туда попал я. Ну ничего… Поделом ему, ябеде…
Мы переходим узкий ручей по мостику из толстой доски и идём по лесу. Комары и слепни зверствуют, но мы безостановочно машем полотенцами. Это уже как рефлекс. Навстречу попадаются знакомые. Обмениваемся шуточками и пенделями. На душе восторг.
На Разрыве полно народу. Шум слышно шагов за пятьсот. Невольно ускоряем шаг. Колька что-то мне говорит, но я не слышу. В ухо попала вода. Я останавливаюсь и прыгаю на одной ноге, но до меня вдруг доходит, что я ещё не купался и никакая вода в ухо мне попасть не могла… Но она там…. Журчит… Или шепчет что-то… Слов не разобрать… Или можно?.. Прислушиваюсь, замерев на месте и приоткрыв рот…
Колька испуганно трясёт меня за плечо.
— Ты чего застыл как истукан? Идём, пока все наши не ушли!
Я мотаю головой.
— Нормально всё, топай давай…
Шагаем дальше. Колька впереди. Его тщедушная, цыплячья шейка смешно дрыгается в такт шагам. Но мне не до смеха. Наваждение исчезло, но остался страх. В животе, повыше пупка, что то сжалось и никак не хочет расслабляться. Словно узел завязался. Я мну это место, тру, глажу и постепенно напряжение спадет, но не до конца. Один узелок так и не исчезает, подскакивая вверх-вниз в такт моим шагам. Как к зубному идешь. Никакого удовольствия от жизни.
Пытаюсь отвлечься, и поговорить о рыбалке, но Колька, несмотря на мучения, желает слушать только про бильярд. Но я уже не хочу ничего вспоминать. Передо мной и так слишком явственно встаёт картина вчерашнего вечера — чёткая и ясная как фотокарточка. Чёрный провал в полу маячит передо мной так натурально, что я на мгновенье останавливаюсь, потому что мне кажется, что я сейчас шагну прямо в него. Но передо мной только узкая, плотно утрамбованная торфяная тропинка, покрытая хитросплетениями корней. Слева и справа, в прогалинах густой зелени — чёрные пятна заболоченных озёр в обрамление частокола камыша и сухой осоки.