Пятый несколько разочарованно отступил от здания. Организм недовольно забурлил и это бурленье передалось вверх.
– Слушай, чего ты так бесишься? Это вполне нормальный процесс – со временем элита ослабевает и растворяется в народной массе. А она у нас лишних сложностей не любит. Или ты у нас из недобитых элитариев, что тебя такие вещи раздражают? – И Пятый подмигнул Второму.
Второй и так нечасто улыбался, но сейчас у него из-под кожи проступили почти все кости черепа.
– Я себя никогда к элите не причислял. Хотя бы потому что вначале не подозревал о её существовании и не понимал её отличия от остальных. Хотя да – одно время я был сыном депутата. Вот только мне никто не сказал, что это круто. И я до сих пор уверен, что это тяжёлая и малоприятная работа по лихорадочному латанию разрастающихся дыр в инфраструктуре, добыче еды для населения и организацию похорон для малоимущих, чьё имущество не окупает даже их похорон. И вот тогда депутат берёт на себя всё – вплоть до сколачивания гробов. А ещё это непрерывная челночная дипломатия между местными шишками и полубобками во имя поддержания целостности общего социума под названием город. Так что если в твоём понимании элита – это те, кто не гадят под заборами, помнят таблицу умножения, употребляют в разговоре слова «спасибо» и «пожалуйста» и переходят улицу на зелёный – тогда я, пип, насквозь элита.
Пятый ошарашено отступал от разъярённого Второго, пока не упёрся спиной в забор.
– Да что ты взвёлся-то?
У Второго как раз заканчивался запал, поэтому он задумался. После чего поднял руки:
– Всё, брэк. Просто постарайся больше не затрагивать больные места. Особенно когда я излагаю вынужденно пафосные вещи. Бесит, когда меня не слушают.
– Я всё слушал. Честно-честно.
Второй с сомнением посмотрел на Пятого:
– Ладно, проверять не буду. А то ещё сильнее разочаруюсь.
Пятый вернул сомнительный взгляд:
– Слушай, а ты уверен, что на тебя эти изменения при безветрии – Пятый обвёл рукой вокруг – не действуют? Раньше ты спокойней был. Кстати, что ты там про копирки и промокашки задвигал?
– Неудачное сравнение, не более. Забудь.
– Ну так приведи удачное. Мне-то непонятно, что вокруг происходит. А я люблю ясность.
Второй потёр уши, разгоняя мышление.
– Ну хорошо. Зайдём с другой стороны – какой смысл людям в зданиях?
Пятый вытаращился на него. Он не любил давать ответы на очевидные вопросы. Но у Второго это был риторический вопрос.
– Вот смысл у травы простой – расти, расширяться, размножаться, приспосабливаться и приспосабливать. У животных оно уже посложнее – тактика поведения, брачные игры, рытьё норок. Но у человека этих смыслов гораздо больше. Более того, они то и дело идут вразрез с эволюцией и природой. И чтобы эти свои смыслы закреплять, люди научились строить здания. Эдакие усилители и накопители смысла. Как ты понимаешь, этот город тоже был не исключение. С одним отличием – здания здесь строили с увеличенным объёмом смысла, чтобы здания слеплялись в тематические блоки и более сложные гармонические конструкции. Самый понятный пример – торговые центры. На них нанизывается очень много дел поменьше.
Пятому резануло ухо, но потом он понял, что Второй не хочет употреблять слово «бизнес».
– До поры до времени всё шло в штатном режиме. Но потом, когда Союз начал рушиться, начались сложности. Сначала исчез первоначальный главный смысл существования города – вместе с Союзом. Потом исчезли его создатели – разбежались, эмигрировали или вымерли в смутные времена. Вместо них набежали куда более примитивные генераторы смыслов – как водяное колесо против дизеля от подлодки.
– Да вы расист, батенька.
Второй примерился ответить на шпильку, но вздохнул и продолжил:
– Они как-то приспосабливали оставшиеся усилители. Те часто не выдерживали неправильного обращения и постепенно портились. Но они всё-таки натягивали свой слой смысла. Усилители постепенно менялись до того уровня, до какого новые обитатели могли его обеспечить. Но после небезызвестных тебе событий выработка смысла резко упала. И уцелевшие резко сдёрнули в те места, где усилители были под них наиболее заточены. Без их участия окончательно дала дуба оставшаяся часть ирригации. А без неё здесь мало что растёт – сам видишь, как здесь сухо. Да ещё в разгар лета. Да ещё неподалёку от Голодной Степи.
Второй подцепил носком ботинка лежащую банку и поставил её вертикально, после чего с силой пнул её в канаву.
– Так вот, генераторов смысла, даже самых простых, природных, почти не осталось. И тогда распрямились законсервированные в зданиях смыслы. Вместе с эмоциональными отпечатками создававших и обитавших там людей. Ветер достаточно быстро выдул крохотный наносной слой, и теперь мы имеем дело с глубоко впечатанным. И поскольку бытие определяет сознание…