– А нас кто-то заставляет? Там есть другие проходы?
– Конечно, есть.
– Тогда двинули.
– Не нравится мне это – буркнул под нос Второй. Но всё-таки повернул вправо, предусмотрительно держась подальше от глубокой цементной канавы по правой стороне улицы. Она упрямо манила треснуться лбом об её толстое неровное дно. Канава слева была куда приятнее со своим толстым слоем наносного торфа и мягкими краями.
– Действительно, тихая улица – Пятый осторожно выглянул из-за угла дома. Второй же молча и буднично завернул в поворот, будто и не сам призывал подумать на каждом перекрёстке.
Впрочем, полноценным перекрёстком назвать это перепутье не получалось. Длинная, почти через весь город улица упиралась в чуть более короткую дорогу, которая захватывала город самым краем. Зато шла далеко-далеко, вначале опускаясь, затем постепенно поднимаясь к железной дороге.
Пятый вспомнил это место. Тот самый первый переезд. Он ведь тогда не обратил внимания, куда дорога выводит дальше. Она не могла просто оборваться на переезде. Она точно куда-то двигалась. Впрочем, Второй весьма болезненно воспринимал то направление. И наверное, имел на то причины.
На секунду Пятому остро захотелось плюнуть на Второго со всеми его заскоками и его сбрендившим от жары городом. Оставить его там и просто пройти каких-то два километра. Сначала чуть вниз, потом чуть вверх. Перейти две колеи, проследовать за извивом дороги и…
Его внимание привлекло какое-то движение. По обеим сторонам улицы тянулись одноэтажные дома и домишки за глухими и не очень заборами. Лишь в одном месте, вверх и вбок торчало что-то большое и несуразное, выбиваясь из общего ряда. И это большое медленно и бесшумно потихоньку складывалось внутрь себя.
Пятый ущипнул себя, щёлкнул пальцами. Звук и боль были. Просто здание вдруг решило исчезнуть, не утруждая себя даже облаком цементной пыли.
Идти тем путём резко расхотелось. Пятый встряхнулся, повернулся, почувствовав, как затекла нога. Он опять потерял счёт времени и организм паниковал, выдавая противоречивые данные.
Второй стоял на выгоревшей полоске земли между домом и тротуаром, на самом краю тенька. Он спокойно ждал, пока Пятый разомнёт ногу и подойдёт ближе, чтобы продолжить движение.
Один вход во двор, отворот вправо с длинным бетонным забором, за которым стояли какие-то гигантские металлические стеллажи. Странный дворик за ажурной решёткой, где подсобные помещения оформлены под местный стиль, а в помещении побольше всё же угадывается стандартный советский магазин. Только несколько сплюснутый, чтобы влезть во дворик.
– Слушай, ты обещал потом объяснить.
– Про что?
– Про кондовую реакцию.
Второй недоумённо посмотрел на него. Сдвинул брови и наморщил лоб, вспоминая. После просветлел, ухватил мысль за кончик и продолжил с третьей цифры:
– Представь себе канистру, в которую слоями налиты несмешивающиеся жидкости – например, масло, вода и ртуть…
Подножка – хороший способ дезориентировать человека. И сбить с мысли – тоже. Поэтому когда Второй исчез из поля зрения и загрохотал костями по тротуарному покрытию, Пятый не особо удивился. Второй, конечно, человек хороший – но слишком уж много произносит слов на квадратный километр. Из-за этого иногда его хочется уронить.
Второй лежал, нелепо распластавшись на рюкзаке, и медленно набухал от раздражения.
Источник раздражения обнаружился тут же – мокрый жирный пакет из толстого пластика. Делали иногда такие лет двадцать назад – для особых случаев. Краска давно выцвела, в оболочке зияли дыры, но в целом пакет был очень даже неплох.
Второй стоял над ним и раздувался от злости. Потом визгливо захохотал, сгибаясь и хлопая себя по коленям. Пятый встревожено посмотрел в его сторону:
– Ты чего?
Второй просмеялся, утёр выступившие слёзы и глянул искоса:
– Приговорку про пугание ежа помнишь? – и продолжил хохотать и всхлипывать.
Пятый задумался и тоже хохотнул.
Получалось забавно. Людям свойственно вымещать злость на его источнике. Отшвырнуть пакет в сторону не получилось бы – он крепко прилип к тротуару. Да и не компенсировало бы это полученного неудовольствия. Конечно, его можно было бы оторвать и порвать – если бы он не был таким мокрым и засаленным, что на него неприятно было даже смотреть. Да и толстый пластик мог бы не поддаться голым рукам. Ножниц у них не было, а ножом его пластовать как-то неудобно.
Да он бы даже не загорелся бы толком! А водить зажигалкой, тщательно плавя каждый сантиметр – ну это слишком уж мелочно.
– Прекрасная дилемма о соразмерности наказания, согласись – сказал Второй, когда шутка исчерпала свой вкус. – Ну и пойдём, пока тебе ещё какой-нибудь философский вопрос сверху не уронили.