Пятый инстинктивно присел и посмотрел вверх. Конечно, там ничего не было. Пожав плечами, он догнал Второго и попытался вспомнить, об чём думал до того, как их отвлёк этот кулёк с помоями.
Когда он оглянулся, никакого пакета на тротуаре, конечно же, не было.
Второй тоже не смог вспомнить, поэтому начал рассказывать что-то другое:
– Ты же понимаешь, что в городе победившего коммунизма не могло быть частного сектора, да ещё построенного таким приспособленческим способом. Там тоже должен быть город. Построенный по такому же плану, выдержанный в том же стиле. Но – не имеющий отражения в реальном мире. Микрорайоны без адреса. Так бы нам это вряд ли грозило, но после того как мы начали бередить это болото, уже нельзя точно сказать, чем именно нас прихватит.
Второй обошёл слишком уж выпирающий из-под асфальта корень.
– Самое опасное в этих местах – они интереснее, чем уже существующие. Действительно, они же должны были быть построены позднее, без прошлых ошибок и суётным вызовам повседневности. И как только тебе станет любопытно, и ты не захочешь возвращаться – всё, приехали. Есть вероятность уже не вырваться из этого искажённого смысла – потому что ты уже сам его поддерживаешь. Пав жертвой собственного мифотворчества.
Они прошли очередной детский сад. В этом городе они словно стояли на каждом шагу, и каждый отличался от остальных, но определялся безошибочно.
За детским садом был небольшой тупичок, который облюбовали любители порисовать баллончиками на стенах. Видимо, раньше здесь был проход, но после его заложили бетоноблоком, образовав неуместный тупик, который прямо-таки вопил о своей неподходящести. Чем и привлекал малолетних хулиганов, даже ругань пишущих с ошибками.
Тупичок выглядел настолько посторонним на этой улице, что Пятый сначала опять насторожился, а потом успокоился. Всё так и есть. Улица была тихая, и тупичок был неблагополучный. Просто улица была сначала, а тупичок был потом.
За тупичком был двор. И двор какой-то странный. Совсем открытый с одной стороны и наглухо перекрытый забором с другой. И похоже, в нём остановилось время – он сохранил нетронутыми свои кусты, деревья и детскую площадку. После разгромленного двора Второго этот прямо-таки дышал уютом. Но вот его незакрытость…
Пятый оглянулся. Закрытость нашлась в виде одноэтажного здания безо всяких знаков различия.
– А это что?
Второй даже не соизволил обернуться. Он внимательно разглядывал забор в конце дворика.
– Я бы рекомендовал не смотреть в ту сторону. ДОСААФ организация безвредная, но тебе может захотеться прыгнуть с парашютом. Вон, авиетка лежит. А ты не в комплекте. Неудобно тогда может получиться.
Пятый настроил глаза. То, что он вначале принял за поваленную афишную тумбу, оказалось бочонкообразным фюзеляжем с демонтированным оперением до ужаса знакомых очертаний. Он напряг память, но образ ускользал…
– Э-э-э, филателисты, не разбредаемся – ему отвесили хлопучий подзатыльник. – Здесь мы ненадолго задержимся.
– Зачем?
– Дело есть одно. Не терпящее отлагательств. Я быстро слазаю, а ты рюкзаки посторожишь.
Второй подошёл к забору, подпрыгнул и зацепился за верхние шестиугольные дырки. Повисел и спрыгнул обратно.
– Подсади-ка.
Пятый начал было сочинять самосмейку на тему физических кондиций, но потерял к этому интерес на полдороге. Он подошёл к забору, опустился на колено и поднапряг плечи. Второй поставил ботинок на колено, поёрзал, выбирая более устойчивое положение мышц под подошвой, и опять ухватился за верхние дырки. Мазнул ботинком по лицу, устанавливая другую ногу у Пятого на плече. Пятый скривился – Второй выворачивал ему подошвой мышцы предплечья.
Второй перебросил руку на верх забора, затем другую и зачиркал ботинками по забору, подтягиваясь. Забросив нижнюю часть тела наверх, он немного полежал, затем ссыпался вниз с другой стороны.
– Нормально. Если до темноты не вернусь – иди прямо и не сворачивай. Если повезёт, выйдешь прямо на точку.
Шуршащие шаги за забором быстро удалились и затихли. Пятый глянул на часы. Постоял и глянул ещё раз – забыл время, едва повернул руку обратно. Пять с копейками. Стемнеть должно было где-то к восьми. Долговато, но терпимо.
Пятый потёр отдавленные места, посмотрел влево-вправо – смотреть было не на что. Тогда он выбрал на дорожке место поровнее, улёгся, подсунув под голову скомканную куртку. Разлапистый клён давал хорошую тень, не мешая смотреть на небо.
Он отмерил на часах двадцать пять минут, после которых он начнёт беспокоиться и ещё пять, после которых он начнёт что-то делать. Оставалось только прождать и не задремать.