Пятому становилось всё неуютнее и неуютнее. Сумерки как-то слишком быстро смеркались.
Второй захлопнул футляр и поставил его на скамейку.
– Хочешь простое объяснение, почему мы сначала едва не подрались, а потом меня неадекватно понесло?
– Спасибо, не надо, мне объяснений уже хватило – Пятый попытался отойти в сторону, но в рукав ему неожиданно вцепилась трёхпалая клешня.
– Нет уж, выслушать придётся. На этот раз дело серьёзное.
– А раньше… – Пятый с усилием зажевал остаток фразы, поняв, что Второго может опять прорвать. Только вместо крепкой двери на этот раз будет он сам.
– Мы ошиблись. Мы считали, что зацветшие области становятся безопасными при ветре. Но это не так. Вернее, не совсем так. Возможно, если угадать под ураган, можно будет пройти везде без опаски. Но слабый ветер может развеять только сложные построения…
– Проще можно?
Второй будто этого и ждал:
– Всегда остаётся что-то вроде запаха, чего-то на уровне бессознательного. Каждый район пахнет по-своему. Помнишь, как нас приложило при подходе к производственной зоне?
– Но в других местах такой проблемы ведь не было.
– Это потому, что мы благоразумно такие – Второй пощёлкал пальцами, подыскивая выражения – выдержанные в единой концепции районы обошли стороной. Больничный городок, например. Или воинскую часть. Или Нижний парк…
– Да понял я, понял.
– Я просто как-то сразу не сообразил, что было не так с этой улицей. Хотя ходил не раз.
– Ты можешь без предисловий?! – Пятому надоело, что его держат за рукав.
– Это стержень культурного района. Он особо не выделен, но эта улица по нему полностью проходит. И вот его запах… у тебя как с восприятием советской культуры?
Пятый задумался.
– Ну, в общем… положительно.
– Во всей её идеологически-цензурированном многообразии? – Второй улыбнулся нехорошей улыбкой – только зубы блеснули.
– Чё?
– Ты бы захотел жить в семидесятых в Союзе?
– Зачем ещё?
– Ну вот видишь. У культуры и так изнанка малоприятна, а пыль особо токсична – да ты и сам знаешь, сам это краем зацепил. А тут ещё крепко замешанная идеология – в общем, это как пыльца амброзии. Вызывает приступы аллергии и идеологически некрепких граждан. У полуинтегрированных диссидентов вроде меня – неадекватную агрессию и нелогичные поступки, а у кухонников вроде тебя – глухое ворчание.
Пятый примерился обидеться, но передумал. Ему не понравилась мысль, что его эмоции задаёт не он сам, а какая-то впечатанная в камень ментальная проекция. И что его желание дать по шее этому самомнительному неадеквату тоже может быть не его личной выработанной мыслью.
– Это всё занимательно, конечно. Но что мы делать будем?
– А у нас, как обычно, два варианта. Можно попытаться пройти через два жилых квартала и упереться в сберкассу, про влияние которой я ничего внятного сказать не могу и оказаться на очень сложном перекрёстке.
– Это чем он сложный?
– Пересечения там не под острым углом и сходятся там пять дорог.
Пятый поморгал, рисуя себе картинку.
– Это нам чем-то грозит?
– Не знаю. Может, и ничем. Но в нашем положении стоит опасаться всего.
– А второй вариант?
– Второй вариант – быть диссидентами до конца и двинуться галсами дальше по течению, надеясь, что в нашем случае сработает закон больших аналогий.
– Это как?
– Как Союз пришёл к своему логическому завершению, так и здесь оболочка так же треснет под давлением обстоятельств. Ну и с нашим участием.
– Галс – это вроде манёвры под парусом, нет? Чем ты рулить собрался, без руля и ветрил?
– А вот это и есть великое сакральное знание советского диссидента – хмыкнул Второй и наиграл несколько тактов из марша советских авиаторов – в нужный момент выглядеть совсем не как диссидент. Ну что, вперёд бодрым строем?
И он продолжил наигрывать «пора в путь-дорогу», время от времени промахиваясь пальцами по клапанам. Скорость его перемещения была такой, что Пятый то обгонял его, то почти стоял на месте.
Вбок уплывал геометрический заборчик с маленьким пустырьком за ним, главной деталью в котором была вентиляционная шахта, похожая на маленький домик. Раньше возле неё была песочница и огромный тополь, который должен был давать благодатную тень. Но бортики песочницы разломали, а у дерева отгрызли все ветки, так что из земли торчал толстый огрызок высотой метра в три, тыча в темноту обрубки главных веток.
Пятый махнул рукой на внетемпового Второго и прошёл чуть вперёд. Впереди, за пустыми земляными площадками, утрамбованными до полной бесплодности, стоял типичный дом с жилыми квартирами на втором и третьих этажах, на первом же раньше был какой-то магазин, сейчас невнятно побликивающий своими витринами. Внутри же что-то смутно двигалось в такт незатейливой мелодии. Пятый быстро отвёл глаза.