– Что это за место? Что я здесь делаю?
Он не сводил с нее своих проницательных глаз.
– Ну, это ты мне должна рассказать, почему ты здесь оказалась. И я надеюсь, что рано или поздно услышу от тебя всю правду.
– А почему ты… так на меня сердишься? Что я такого сделала?
– На тебя я не сержусь, – отрывисто ответил мужчина. – Я зол как черт на Сашу.
– А кто это – Саша?
На этот раз пауза была короткой.
– Давай-ка забудем пока про Сашу. Ванная за той дверью. Сейчас ты перекусишь и немного полежишь. Надеюсь, потом ты сможешь одеться и прийти на кухню. Тебе необходимо съесть что-нибудь более существенное.
Впервые за все время Кейт подумала о своей внешности и обнаружила, что на ней нет ничего, кроме мужской рубашки. Жаркая волна захлестнула ее с головы до пят. Какой стыд! Этому мужчине пришлось ее раздевать!
– Я не могу одеться, даже если захочу, – сказала она, глядя на совершенно испорченное платье из серого шелка, брошенное на стул. – Мое платье разорвалось, и мне больше нечего надеть.
– А что в синем чемодане, который лежит в твоем автомобиле? Неужели там не найдется ничего подходящего?
Кейт удивленно взглянула на него:
– Там не было никакого синего чемодана. Я ничего с собой не взяла, когда поехала прогуляться.
В то же мгновение он оказался рядом с ней, схватил за плечи и со злобой заглянул в ее лицо.
– Кейт, тебе не кажется странным, что ты забыла свою фамилию, но помнишь, что у тебя не было с собой чемодана в машине?
Она испугалась легкости, с какой он сумел уличить ее во лжи. И решила сохранять бдительность, чтобы не попасться на такую глупую удочку, как уловка с синим чемоданом.
– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Я ведь не все забыла. Кое-что помню… например, прошлую ночь. – Кейт поудобнее устроилась на подушках, улегшись так, чтобы не видеть его сердитого взгляда. – Еще я помню, как ехала в грозу и как заблудилась, – добавила она.
Его пальцы больно впились в ее плечи.
– Милая моя Кейт, если я обнаружу, что ты мне морочишь голову, то тут же вышвырну тебя вон. И катись назад к Саше со своими побасенками.
– Я не знаю никакого Саши. Пожалуйста, поверь мне. Я правду тебе говорю.
Несколько минут мужчина пристально смотрел на нее, а она изо всех сил старалась не выдать себя. Наконец он поднялся с постели.
– Ладно. Сейчас принесу тебе кое-что из одежды. Кстати, меня зовут Блейк… на случай, если ты этого еще не знаешь.
И он вышел из комнаты, больше ничего не говоря.
На подносе, который он ей оставил, находились стакан сока и сладкий рулет. Кейт не чувствовала голода, однако заставила себя все съесть. Ведь она ничего не ела почти сутки.
Когда она встала с постели, ее шатало во все стороны, но после душа ей стало получше. Головная боль почти прошла, упругие струи воды вернули бодрость. На краю старомодной раковины лежала новая зубная щетка в магазинной упаковке и расческа. На крючке висели чистые полотенца. И она удивилась, почему этот человек… Блейк… такой внимательный в одних вещах и такой необъяснимо злобный в других.
Расчесывая спутавшиеся длинные волосы, Кейт огляделась вокруг, пытаясь занять голову мелочами и избежать главного вопроса, который должна была бы себе задать в первую очередь – зачем ей вздумалось продолжать эту нелепую игру в потерю памяти. Ванная комната была выложена кафелем отвратительного цвета – коричневого, который, возможно, когда-то, в сороковых годах, и считался модным, а потрескавшийся линолеум был в серо-белую клетку. Странное место для такого мужчины, как Блейк. Судя по его осанке и манере поведения, можно было бы предположить, что этот мужчина привык жить в совершенно другой, более комфортабельной обстановке.
Вернувшись в спальню, Кейт увидела лежащие на кровати легкую блузку и запахивающуюся джинсовую юбку. На прикроватном коврике ее поджидала коробка с новыми матерчатыми туфлями. Внезапно ее охватило желание поскорей начать новый день, она поспешно оделась в приготовленные для нее вещи и отправилась вниз.
На кухне стоял такой аппетитный запах, что на Кейт нахлынул внезапный голод. Блейк наливал себе в это время кофе в кружку. Он смерил ее взглядом и сухо заметил:
– Одежда тебе как раз впору.
– Да. – Она нерешительно остановилась у двери, заметив, как странно напряглось его лицо. – Спасибо. Честно говоря, я рассчитывала только на старые джинсы и слишком большую для меня мужскую рубашку.
– Заходи и присаживайся. – Он не стал объяснять, откуда у него женская одежда. – Хочешь кофе? Тосты? Или кашу?
– Сегодня утром я чувствую необычайный голод. Видимо, из-за деревенского воздуха.
– Ты горожанка?
Она решила внимательно следить за своими словами и больше не попадаться в ловушку.
– Не знаю… Не помню…
Его губы сурово сжались, но он ничего не сказал на это, лишь подвинул к ней кофеварку.
– Давай-ка сама готовь себе кофе. Мед и джем стоят на столе.
Кейт и забыла, насколько вкусной может быть самая простая еда. За те недели, что прошли после смерти Стивена, она ела только тогда, когда экономка буквально заставляла ее съесть какое-нибудь блюдо, да и то все ей казалось по вкусу похожим на опилки.
– Все фантастически вкусно, – искренне произнесла она, доев последний кусок.
– Хочешь – бери еще, – ответил Блейк, и ей показалось, что в его голосе впервые послышалось нечто вроде веселого удивления. – Смею заверить, что у меня этот кусок хлеба не последний. Могу поискать еще.
Кейт неожиданно рассмеялась, будто он сказал нечто забавное, и рассмеялась громко.
Господи, сколько месяцев она не смеялась так весело и от души?
– Я страшно проголодалась, – извиняющимся тоном сказала Кейт, отсмеявшись. – Прошу прощения, если я уничтожила все твои припасы.
– Так когда же ты ела перед этим в последний раз? – как бы невзначай поинтересовался Блейк.
Она вновь почувствовала расставленную ловушку, и смех моментально исчез из ее глаз.
– Не знаю… Вероятно, давно. Если хочешь, я положу грязные тарелки в посудомоечную машину.
– В этом доме таковой не имеется.
– Тогда я вымою их в раковине. Пусть память меня подвела, но руки пока слушаются. – Собрав кружки и тарелки, Кейт понесла их в мойку.
Блейк, глядя, как она возится с посудой, заметил:
– Как только закончишь, я отвезу тебя в ближайший госпиталь и оставлю там. Пусть тобой займутся специалисты.
Кружка, которую она в этот момент держала в руках, упала в старомодную пластмассовую раковину и скрылась под слоем пены моющего средства.
– Я не хочу ехать в госпиталь! – запротестовала Кейт. – Я не больна! Почему мне нельзя остаться здесь?
Он только пожал плечами. Ее слова его явно не тронули.
– Ты не можешь вспомнить, кто ты и откуда приехала. Я осмотрел твою машину. В ней нет ни документов, ни личных вещей, которые могли бы послужить подсказкой для определения твоей личности. Это весьма странно. Если у тебя и вправду амнезия, как ты утверждаешь, тогда тебе требуется квалифицированная помощь медиков. Если же ты притворяешься и ведешь нечестную игру, тогда тебе тем более здесь делать нечего. Так что в любом случае тебе придется уехать.
– Но я не хочу! Пожалуйста… не прогоняй меня, – взмолилась Кейт.
– Потеря памяти очень коварная штука. Ее так просто не вылечишь в домашних условиях.
Она лихорадочно прикидывала, как бы ей уговорить Блейка позволить ей остаться тут на несколько дней. Ведь так замечательно общаться с человеком, который знает о ней только то, что она Кейт, и ничего больше. Не дочь мультимиллионера Форсберга. Не вдова Стивена
Она бросила на него взгляд, в котором сквозило неосознанное кокетство.
– Если я пробуду здесь еще немного, то думаю, что мне скоро станет гораздо лучше. Тут такая тишина, такой покой…
– Грандиозная идея, ничего не скажешь. А как только приедет Саша, ты изобразишь чудесное исцеление от недуга. Таков был ваш сценарий, верно? Смягчить меня и согревать мне по ночам постельку, чтобы я не заскучал и еще куда-нибудь не смотался? А твоя роль состоит в том, чтобы меня приручить. Тогда я, может, и согласился бы выслушать Сашину ложь. В конце концов, всем хорошо известно, что я питаю слабость к зеленоглазым блондинкам. Вот только мне непонятно, почему Саша не явился сюда сам, разве что – наконец-то! – до него дошло, что тогда он переборщил. Знаешь, что сказал мне Саша, перед тем как я улетел с Фиджи? «Забудь о Кевине», – сказал он. Забудь! Конечно, Кевин умер и, на Сашин взгляд, о нем теперь можно и не вспоминать. Но разве так можно говорить? Ведь Кевин был моим другом столько лет!