Однажды утром она умывалась, собираясь в школу. И увидела на полочке у тети Нади бутылочку с духами. (Мама духи никогда не покупала, считая их пустой тратой денег, и говорила, что молодой девчонке пользоваться парфюмом непристойно.) Катя осторожно взяла пузырек, сняла крышечку и вдохнула чудесный сладковатый аромат. Ей так захотелось хоть капельку брызнуть на себя. Наверняка этот чудесный новенький обратит на нее хоть какое-то внимание. Невозможно же пройти мимо девушки, когда от нее так приятно пахнет. Она не раз тихонько нюхала в раздевалке куртки одноклассниц, от которых исходили похожие волшебные ароматы. И ей тоже очень, очень хотелось какой-нибудь парфюм. Только бы быстрей закончить школу, поступить в институт и сразу пойти работать. Тогда можно будет купить себе и духи, и джинсы... Она не удержалась и брызнула на себя совсем немножко. В этот момент раздался стук в дверь. «Катюш, скоро ты там?» Уже несколько недель отношения с мамой были вполне нормальные. Та понемногу выпивала, но вела себя тихо, и дочка старалась их не обострять, хотя угадать было сложно, что и когда обострит.
– Сейчас, мамуль, пять сек.
– Пусти меня зубы почистить.
– Сейчас, мам. – Почему-то Катя заволновалась. Радость от приятного запаха улетучилась. Как бы проскочить незаметно, вдруг мать заругает?
– Да что там у тебя за секреты? Открывай давай быстро. Я на работу опаздываю.
Похоже, уходить она не собиралась. Катя выдавила на щетку зубную пасту и стала чистить зубы, надеясь, что ее запах перебьет аромат духов. И открыла дверь. Мать зашла, посмотрела на нее удивленно.
– Чем это пахнет? – Бросила взгляд на полочку. Увидела тети Надин парфюм. Снова посмотрела на Катю. – Ну-ка, ну-ка... – Притянула ее к себе. – Ах ты воровка! – Тяжелая оплеуха обожгла щеку. Цепкие пальцы схватили за волосы. – Иди-ка сюда, пусть все знают, какая ты воровка.
– Мама, мамочка, ну не надо. – Катя пыталась отцепить ее от своих волос.
– Не надо!!! А воровать надо! Позор-то какой! Надь, Коль, идите-ка сюда. – Соседи прибежали на кухню. – Полюбуйтесь, твои духи украла! Бесстыжая. – И Валентина вновь дала Кате пощечину. Та стояла красная и смотрела в пол.
– Да ладно тебе, Валь. Ну подумаешь, брызнулась девчонка немножко. А ты не оставляй где попало! – Вступился за Катю дядя Коля.
– Говоришь «да ладно тебе»! Сначала духи у соседки, потом деньги у матери и покатилась по наклонной. Воспитываешь, воспитываешь, думаешь, человеком вырастет, а она такие номера выкидывает.
– Валь, ну правда, подумаешь, капля духов какая-то, – повторила за мужем Надя.
– Леночка-то небось никогда чужого не возьмет.
Мать продолжала голосить на всю квартиру, что у нее растет воровка. Смущенные соседи ушли, Надя забрала парфюм из ванной.
Когда мать наконец отстала и Катя уже надевала в коридоре ботинки, та крикнула ей из комнаты: «Денег на карманные расходы не получишь весь месяц. Бери где хочешь!»
Катя шла и плакала. У них две экскурсии и день рождения у подружки, надо покупать подарок. Без булочек и чая в столовой можно прожить. Но обиднее всего было не из-за денег, а из-за того, что мама так кричала и обзывала ее воровкой, и позвала всех соседей. Она шла и пыталась стереть ладонью и шарфом запах: дурацкие! Дурацкие духи!
У школы стоял Илья и курил. Это был неприятный парень, сноб и троечник, он все время кичился своим отцом – известным фотографом-международником – и новым шмотьем. На Катю он положил глаз давно.
– Катюш, чего такая невеселая?
– С мамой поругалась.
– Да ты че, забей. Я со своими предками постоянно срусь. Слушай, а может, ну ее, эту школу? Пойдем сходим куда? А потом ко мне, мои на целую неделю свалили.
Катя посмотрела на его белобрысую челку, круглые глупые глаза и вручила ему свою сумку.
– А пойдем!
Тот не поверил и только сказал восхищенно:
– А ты, оказывается, крутая, Катюха.
Первый секс, о котором таинственно шептались уже почти все девочки на переменах, оказался довольно болезненной и неприятной процедурой.
Две встречи
Москва. 1945 год
Отец вернулся с фронта незадолго до окончания войны. Зоя случайно увидела его ранним утром из окна госпиталя. Он пришел в шинели, в разбитых кирзовых сапогах, с недельной щетиной на лице и с раздробленной рукой на перевязи, ничем не напоминая того холеного доктора, каким был несколько лет назад. И он уже не мог оперировать.
– Папка! Папка вернулся! – кинулась Зоя со всех ног к нему на улицу, бросив на пол свою корзинку. Подлетела, вцепилась и уткнулась лицом в грязную шинель.