Отхожу от Чарна и обращаюсь ко всем сразу. После долгого молчания голос звучит хрипло.
— Парня не трогать, — произношу я, возвращаюсь на своё место и тут же засыпаю. Стоны раненых мне спать не мешают. Не то что рыдания Фейна.
Глава 27
На следующий оборот охранники избивают меня до полусмерти.
Сижу, ем в столовой, и тут меня тащат на середину зала, а тарелка с кашей из спор и клубней летит в сторону. Я заранее слышала, как они подходят, но реагировать не стала. Позволяю себя забрать.
Наказание совершается на глазах у других заключённых. Меня швыряют на пол и со всей силы бьют короткими дубинками. Есть техники и мантры чуа-кин, которые помогают заглушить боль и отгородиться от происходящего. Но я их не использую.
Так мне и надо. За то, что не спасла Ринна.
Остальные возмущаются. Некоторые вскочили с лавок, охранники грозят им мечами. Слышу гневные крики, заключённые осыпают гурта оскорблениями. Причём на их языке — специально для таких случаев выучили. По столам из корневого дерева стучат каменными ложками и пустыми мисками. Повара замерли около котлов над центральным огнём и тоже стали наблюдать за происходящим.
К счастью, в лицо меня охранники почти не бьют. Все зубы на месте, ни одна кость не сломана. За это я им благодарна.
Когда избиение заканчивается, я впадаю в полубессознательное состояние. Меня куда-то тащат за руки. Во рту солёно-металлический привкус крови, всё тело пылает от боли. То отключаюсь, то снова прихожу в себя. Затем окончательно проваливаюсь в забытье, но из этого состояния меня выводят пощёчиной, и я вдруг оказываюсь в тёплой воде. Трепыхаюсь, захлёбываюсь, тону… наконец снова выныриваю на поверхность, и меня тошнит — наглоталась воды.
Я в круглой пещере с гладкими стенами, полной застоявшейся, солоноватой воды. Вонь проникает внутрь, пронизывает насквозь. Из помещения сверху просачивается свет факелов. Узкие, бледные лица гурта, склонившись, глядят на меня.
Над водой в стены вделаны ржавые металлические кольца. Хватаюсь за одно из них. Охранники уходят и уносят факелы с собой. Дверь захлопывается, и становится темно. Мы, эскаранцы, хорошо видим в темноте, и самого слабого источника света нам достаточно. Однако в темноте мы беспомощны.
Боль постепенно нарастает. Подбитый глаз закрывается сам собой. Щека распухла до невероятных размеров. Единственный звук, который до меня доносится, — плеск воды. С мрачной иронией радуюсь, что наконец разрешила загадку — так вот куда девают всё дерьмо из камер. Даже немного улыбаюсь разбитыми губами.
Ринн всегда говорил, что мышление у меня извращённое. Это ему даже нравилось, хотя иногда всё-таки раздражало. Несмотря на своё плачевное состояние, чувствую подъём. Держусь на поверхности, продев одну руку сквозь кольцо, и мысленно насмехаюсь над охранниками, которые меня избили. Презираю их за то, что не разделались со мной окончательно. Мне и так хуже некуда, ничего страшнее они со мной сделать не могут. Да пошли они все. Пусть даже не надеются меня сломать.
До меня доносится тихий, заунывный звон колокола, отдающийся эхом в стенах пещеры. Так определяю, что провела здесь уже два оборота. Хотя точно не уверена — один-два раза могла и не услышать, пока спала. Спать тут не так-то просто. Нужно просунуть руку в кольцо по самую подмышку, чтобы не захлебнуться, но потом просыпаюсь оттого, что циркуляция крови прекратилась и рука совсем онемела. Кажется — лучше бы и вовсе не спала. Но что поделаешь? Таково моё наказание.
Некоторое время назад мне спустили ведро воды. Чистой, а не той мути, в которой я плаваю. Выпиваю, сколько могу, приникнув распухшими губами к краю ведра. Ведро вытягивают слишком рано, но и этого достаточно, чтобы продолжать держаться.
Наконец слышу поворот ключа в замке, и дверь со скрипом открывается. Вижу над головой свет факела, совсем тусклый. Но на глазах выступают слёзы, поэтому загораживаюсь ладонью и отворачиваюсь. Мне сбрасывают верёвку, к которой прикреплено что-то вроде грубой сбруи из ремней.
— Надевай, — приказывает кто-то по-гуртски.
Простой приказ доходит до меня не сразу. Медленно протягиваю руку и берусь за ремни.
— Надевай, — снова повторяет голос.
Прикидываюсь, будто по-гуртски не понимаю. Тогда мне начинают объяснять знаками, чего от меня хотят. Послушно пристёгиваюсь. Одной рукой это сделать не так-то просто. Вторая онемела.
Меня поднимают наверх. Я совсем ослабела. Едва могу отталкиваться от стен пещеры, когда в них врезаюсь. А гурта не обращают внимания, знай себе тянут. В верхнем помещении меня ставят на ноги, расстёгивают ремни и ведут прочь, тыча в спину остриём меча.