Она послушно все выполнила. Ей казалось, что это еще один сон — не такой солнечный, как тот, в саду, но весь полный таинственных предчувствий. Розаменд ни о чем не спрашивала. Надо было спешить, ее подгонял страх: а вдруг проснется Лидия Крю… Она содрогнулась, представив себе, какая разыграется буря и какие унизительные обвинения она услышит от своей жестокой тетки.
Мысли ее судорожно метались. Но времени на их обдумывание не было. Надо было действовать. И вот дверь распахнулась, и Розаменд очутилась в объятиях Крейга.
Он тут же выпустил ее и отправил поскорее одеваться, а сам поспешил на кухню.
Вернувшись, она увидела, что Дженни уже проснулась и зажгла свет. Розаменд явственно представила, как Лидия Крю стоит у своего окна и смотрит на яркий прямоугольник света, легший на тропинку. Обычно Лидия спала, не открывая окон и задернув шторы, но воображаемая тетка стояла и смотрела на свет в ее комнате. А вдруг она подслушала, что говорил Крейг, стоя у решетки? Розаменд еще не знала, что Лидия Крю больше никогда не будет стоять у окон, подслушивая и подсматривая. Поэтому она метнулась к шторам и задернула их.
Дженни зевала и потягивалась.
— Роз, еще ночь на дворе. Где ты была?
Розаменд в ответ произнесла назидательным тоном:
— Уже седьмой час. Крейг велел нам собираться. Давай поскорее одевайся! Он уже готовит нам завтрак на кухне.
Дженни прекратила зевать и чмокнула сестру. Ее глаза засияли, сна как не бывало.
— Ого! Вот здорово! Надо только тихонечко. А то вдруг она услышит нас и примчится — из ноздрей пламя пышет — и начнет кричать, чтоб ты не смела выходить замуж.
Розаменд одевалась. Она только бросила в ответ:
— Мы все равно уедем — ей нас не остановить. Но не мешкай!
Выходя из коридора, соединявшего их комнату с апартаментами тетки, Дженни оглянулась и прерывисто зашептала:
— Что говорят, удирая из дому, который ненавидели всей душой? «До свидания» — не подходит, потому что означает «спасибо» и желание вернуться. И «прощай» не годится — мне не за что просить прощения. Скажем лучше: проклятый, противный дом, как я хочу никогда, никогда, никогда больше не возвращаться сюда! — Она схватила Розаменд за руку:
— Бежим, а то она погонится за нами и схватит!
Рука Дженни дрожала. Розаменд постаралась унять собственную дрожь и сказала:
— С двумя чемоданами я не смогу. Да и не нужно — никто нас не догонит.
В этот момент она действительно наконец поверила, что так и будет. Они прошли через холл. Лампочку Розаменд вчера оставила включенной. Она слабо освещала все вокруг, а тень, окутывавшая лестницу, верхний этаж и входы во все коридоры, была при свете еще чернее.
Где-то во мраке над головами сестер портреты забытых предков провожали их безразличными взглядами. Миновав комнатку для прислуги и увидев яркий свет, обе оживились. Крейг будто заставлял светиться все, к чему прикасался. Он уже доставал из кастрюльки вареные яйца. Стол был застелен скатертью. Все было готово и расставлено: чашки и блюдца, масло и хлеб. Через плечо он сказал:
— Достаньте ножи, соль и перец! Да, и молоко. Чайник уже закипает!
Никакой романтики, но до чего же приято. Темные коридоры и притаившиеся тени призраков остались позади. А в кухнях привидений не бывает. Здесь от прошлого остаются лишь ароматы былых трапез. Они поели и вымыли посуду. Конечно миссис Болдер увидит, что яиц не хватает и масла с хлебом поубавилось, но хоть не будет ругать их за то, что оставили ей посуду.
Ровно в семь они вышли из боковой двери и пошли по аллее к машине Крейга. Было тихое холодное утро, и ночная мгла начинала рассеиваться.
Глава 42
Миссис Сэлби открыла глаза. Всю ночь она слышала, как часы били четверть за четвертью. Потом она неожиданно уснула. Или нет? Она не знала. Часы больше не били.
Было очень тихо и очень холодно. Она лежала одна — рядом никого и ничего. Это было страшнее самого страшного сна.
Потом вдруг в пустоту и тишь проник еле слышный звук.
Миссис Сэлби не знала, откуда он донесся, но знала, что именно он ее разбудил. Она села на постели и услышала, как по переулку проехала машина. В комнате было совсем темно. Окон она на ночь Не открывала, а шторы плотно задергивала. В деревне воздух ночью сырой и полон отвратительных запахов, например от курятников, так зачем открывать на ночь окна? К тому же тут носятся летучие мыши; не дай бог, какая-нибудь залетит в окно — она же тогда с ума сойдет от страха. Фред, напротив, обожает распахивать окна: говорит, что иначе в комнате душно и он не может уснуть. Но эти открытые окна, эти кошки, летучие мыши и прочая гадость, попадающая в дом, — нет, это уж слишком, с этим она не могла смириться.
Посему у него своя спальня, а у нее — своя. Не сказать, что это ее огорчало, она была бы даже рада, если бы огорчение возникло. Но ее очень задело, что Фреду раздельные спальни как раз понравились. Ему бы возмутиться, а он только ухмыльнулся: «Как тебе угодно, дорогая». Не думала она, что они дойдут до такого. Супругам полагается спать вместе.
Миссис Сэлби услышала, как из машины вышли несколько мужчин. Она поняла, что их четверо: они разговаривали, причем весьма громко. Потом подошли к парадной двери и позвонили. Ну уж нет; в халате она открывать не пойдет, пусть это сделает Фред. Тем не менее она вылезла из кровати и подошла к окну. Слегка отодвинув штору, она увидела, что уже светает, но тучи нависли низко, все посерело и вот-вот пойдет дождь.
Странно, здесь, в деревне, сразу замечаешь перемену погоды. Когда они жили в Лондоне, она не обращала внимания на погоду — ну разве что если был снег, сильный ветер, гроза или изредка жаркая духота, когда будто бы всем не хватало воздуха.
Снова задребезжал электрический звонок. На этот раз звонивший не отнимал пальца от кнопки. Теперь она его разглядела и других тоже. Полицейские! Стоят у двери и ждут. Похолодев от ужаса, миссис Сэлби опустила штору и отошла от окна. Что им нужно в такой ранний час, когда все еще спят? Пусть лучше откроет Фред. Ничего, подождут. Набросив на плечи халат, она босиком пошла в дальний конец дома, где спал муж. Из открытого окна на нее потянуло ветром. Мистер Сэлби лежал к окну лицом, а к ней спиной, натянув на уши одеяло. Ей пришлось приподнять его и потрясти мужа за плечо, чтобы разбудить.
Он, отмахнувшись, проворчал:
— Ну, в чем дело?
— Фред, полиция!
— Чепуха, — промямлил он сонно, но тут же резке спросил:
— Чего им надо?
— Не знаю. Не могу я открывать дверь в таком виде.
Он с силой отшвырнул одеяло, его край шлепнулся на пол. В дверь уже не звонили, а стучали. Мистер Сэлби сердито глянул на жену и, шлепая босыми ногами, пошел по коридору открывать.
Миссис Сэлби осталась в его комнате. Она просунула руки в рукава халата и застегнула его на все пуговицы.
У входной двери о чем-то говорили, но о чем, было не разобрать. Наверное, опять о мисс Холидей. Ну и хорошо, что ничего не разберешь: всякий раз, думая об этой бедняжке, утопившейся в колодце, миссис Сэлби чувствовала, как к горлу подступает тошнота и кружится голова.
В коридоре послышались шаги, и в комнату вошел Фред, весь продрогший. В такой холод нельзя выходить раздетым — полное безумие. Следом вошел один из полицейских и, прокашлявшись, сказал:
— Вы, мэм, лучше идите к себе. Мистеру Сэлби нужно одеться.
Фред продолжил:
— Да, моя дорогая. Лучше иди к себе, оденься и приготовь нам чаю. Полиции понадобилось еще разок осмотреть наши сарайчики, мы, разумеется, не возражаем. Нам ведь нечего скрывать.
Констебль кашлянул в кулак. «О чем это Фред?» — тревожно пронеслось в ее голове. На его лице играла улыбка, и всем, не знавшим его так, как она, его голос казался веселым и добродушным, таким он обычно веселил компанию. Но ее не проведешь. Что-то не так, и он старается это скрыть под маской приветливости.
Вернувшись в свою комнату, миссис Сэлби наскоро переоделась в то, что попалось под руку: ярко-синюю юбку с кофтой и бордовый кардиган. Потом расчесала и пригладила волосы. Яркие тона придавали ей нелепый вид, но ей было не до этого. Она натянула чулки и надела любимые тапки с атласной отделкой, очень теплые. Тепло всегда было ее слабостью.