— Не было у нее никакого друга. Ей уже около сорока и никогда у нее никого не было.
— Ну разумеется, — сказал он. — У всех исчезнувших или покончивших с собой женщин никогда, видите ли, не было знакомых мужчин, в чем клянется и божится вся их родня. Знакомая песня, старая как мир. Обратим наши сердца и думы к Дженни.
Глава 5
Старший инспектор Лэм откинулся на спинку стула и долго буравил хмурым взглядом инспектора Фрэнка Эбботта. Многообещающий молодой офицер стал уже прикидывать, какое же «преступление» из разряда наиболее тяжких, соответственно кодексу его начальника, он совершил на сей раз. Ибо был уверен, что «проработка» неминуема в любом случае. Зная весь перечень «проступков» назубок, от «Почитания собственной особы больше старшего по званию», «Вредной привычки некстати высказывать свое мнение» и далее до последнего, но отнюдь не самого безобидного «Неуместного использования иностранных слов там, где можно обойтись английским», молодой Эбботт уже приготовился достойным образом встретить бурю и удивлялся лишь, почему она никак не разразится.
Лэм продолжал сверлить его мрачным взглядом. Лицо у шефа было круглое и багрово-красное. Густая копна черных волос, непокорно вьющихся на висках, на макушке едва заметно редела. Выпуклые карие глаза скрупулезно изучали чересчур уж щеголеватого инспектора.
Покрой одежды, идеально подобранные по тону носки, галстук и носовой платок, безупречно начищенные ботинки — все это, вместе или по отдельности, могло стать поводом для «проработки». Старший инспектор нарушил зловещую тишину лишь тогда, когда Фрэнк Эбботт вежливо произнес: «Слушаю вас, сэр». И тогда вдруг ворчливо пробасил:
— Вы, помнится, прислали мне открытку с видом городка Мэлбери.
Фрэнк рассудил, что сейчас вряд ли шеф станет выговаривать ему за нарушение субординации, ведь открытка была прислана давно. В сущности, даже не открытка, а обыкновенная фотография нового района Мэлбери. Он ответил:
— Это было примерно год назад. Я ездил туда на выходные к родственникам.
Лэм кивнул, но хмуриться не перестал.
— И все же я так и не понял, почему вы мне послали эту фотографию.
— Ну, вы говорили, что вроде бы друзья одной из ваших дочерей надумали перебраться в Мэлбери… вот я и подумал, что, может, им будет интересно взглянуть на этот район.
Лэм тяжело вздохнул. В прошлом году их упрямица Вайолет изрядно попортила им с женой нервы. И почему она не найдет себе приличного парня? Глядишь, вышла бы замуж и кончились бы все эти переживания. Тогда у нее был один из этих длинноволосых, которые хотят отделаться от службы в армии, равно как и во флоте, в авиации, в полиции, им главное — ни о чем не думать. Парень чем-то промышлял в Мэлбери, и Вайолет так увлеклась им, что собралась за него замуж. Но, слава богу, пронесло… теперь она гуляет с сыном одного из их прихожан, достойный молодой человек с хорошей перспективой — у отца торговая фирма, всякая там бакалея. Не желая углубляться в эти подробности, он прокашлялся и строго сказал:
— Да, именно так. Мэлбери. Совершенно верно. Почти год назад.
— Я весь внимание, сэр.
Лэм потянулся за карандашом, написал слово «Мэлбери» на листочке бумаги, а потом задумчиво уточнил:
— Значит, вы навещали своих родственников… А не навестить ли вам их еще разок?
— Да я вообще-то не очень хорошо их знаю, — Фрэнк приподнял одну из светлых бровей. — Они тогда пригласили меня, ну я и поехал. — В его глазах заиграли веселые искорки. — У меня вообще-то очень много родственников.
Лэм сказал одобрительно:
— Сохранение семейных уз — это похвально. В наши дни это большая редкость. А жаль. Многие уже не знают, кем был их собственный прадедушка.
Инспектор Фрэнк Эбботт провел рукой по белокурым волосам, которые и так лежали безупречно.
— У моего прадедушки было двадцать семь детей, — небрежно заметил он. — Двое его братьев и племянников тоже отличились на этом поприще, поэтому практически в любом графстве у меня найдется родственник. Иногда это весьма удобно.
Лэм начал рвать на мелкие кусочки листок со словом «Мэлбери».
— Действительно неплохо, а я вот все думаю, не навестить ли вам и вправду этих ваших родственников в Мэлбери. — Он смахнул кусочки в большую корзину для мусора.
До молодого человека с порой даже чрезмерным чувством юмора наконец дошло, что его уважаемый шеф пытается проявить тактичность, что само по себе было чудом. Фрэнку вспомнился ответ доктора Джонсона на приеме у Босуэлла[2]. Когда того спросили, что он думает о женщинах-проповедницах, он сказал: «Сэр, они напоминают собак, которые ходят на задних лапах. Ходят собаки плохо, но удивительно, что они вообще ухитряются ходить».
Вслух же Фрэнк очень почтительно произнес:
— Вы очень добры ко мне, сэр, но, боюсь…
Старший инспектор смущенно крякнул и продолжил уже без обиняков:
— Честно говоря, было бы очень кстати, если бы кто-нибудь пожил в окрестностях Мэлбери и присмотрелся бы к этому месту, не привлекая особого внимания. Может, мы попадем пальцем в небо, а может, и поймаем журавля. Вернее, поймают-то другие, но не это важно. Вообще-то надо бы мне начать с начала.
Фрэнк Эбботт почтительно согласился, что это было бы неплохо, и продолжал сидеть, облокотясь на край камина. Лэм вытащил из ящика какие-то записи, бросил их на стол и вопросительно посмотрел на Фрэнка:
— Эти ваши родственники, они живут именно в Мэлбери?
— Не совсем так, сэр. А это так важно? Они живут возле Хэзл-грин, эта деревня примерно в двух милях от Мэлбери.
Лэм кивнул.
— Вы представляете себе Хэзл-грин?
— Я просто проезжал по улицам. Я же был там только два дня.
— Так вот, почти сразу же после вашего визита к родственникам из этой деревни исчезла некая Мэгги Белл.
Вышла однажды вечером подышать свежим воздухом и поминай как звали. Где-то через неделю пришли две открытки с лондонским почтовым штемпелем Ага, сейчас я гляну… из Паддингтона. В одной открытке — к той леди, у которой она работала поденщицей, — было написано:
«Временно уехала. М. Б.». В другой, к родителям, было написано: «Вернусь, как только смогу. К вам зайдет Флорри. Не волнуйтесь. Мэгги». Работала Мэгги у мисс Каннингэм. У мисс Каннигэм есть пожилой хворый брат, Генри Каннингэм, и еще с ними живет молоденький парнишка Николас Каннингэм, их племянник. А в полумиле от Хэзл-грин, вдали от основного шоссе, находится Доллинггрейндж. Там во время войны базировалось Министерство военно-воздушных сил, а теперь там проводятся всякие экспериментальные полеты. Николас Каннингэм как раз там, при авиации, и работает. Все эти испытания жутко засекречены, и парни из службы госбезопасности постоянно начеку. Узнав об исчезновении Мэгги Белл, они сделали стойку. Действительно, история загадочная — это уже чрезвычайное происшествие. Мэгги Белл было сорок лет.
Совсем не красотка, никто ни разу не видел ее в обществе какого-нибудь кавалера. Так вечно твердят знакомые и родные, но в данном случае вроде бы так оно и есть. После тех двух открыток ни слуху ни духу, и никаких следов.
— А открытки случайно не фальшивые?
— Не знаю. У родителей сомнений не возникло, и у мисс Каннингэм тоже. Мэгги раньше из дому не уезжала, и единственный образец ее почерка — кроме открыток, — который мы имеем, это подпись в ее удостоверении личности. Да и за этот образец вряд ли кто поручится: открытки она нацарапала как курица лапой, а в ручке, которой она подписывала удостоверение, видимо, почти кончились чернила.
— И что же мы имеем?
— По сути говоря, ничего. Если хотите знать мое мнение, вся эта суета из-за двух открыток с паддингтонскими штемпелями совершенно напрасна. Наверняка с мисс Мэгги произошел несчастный случай. У нее были старые родители, она была примерной дочерью и зарабатывала всем на жизнь. Она бы не уехала просто так, бросив отца с матерью на произвол судьбы. Вопрос в том, что привело ее в Лондон и заставило задержаться там на неделю? Если открытки не подделка, то вопрос остается открытым. Если же подделка, тогда не мешало бы знать, кто их написал и зачем.
2
Босуэлл Джеймс (1740 — 1795) — автор биографий известных людей. Был хорошо знаком с зачинателем английской «комедии нравов» Джонсоном Бенджамином (1572 — 1637).