90% его мозга заполняла паника, но оставшиеся 10% продолжали пытаться сообразить, как он умудрился угодить в такое положение.
Он ну никак не мог спутать знаки мужской и женской душевых комнат – это абсолютно исключено. Физически заменить знаки тоже нереально. Стало быть, вариант остается лишь один.
Электронное наложение знаков в его поле зрения.
Кто-то перезаписал его визуальную информацию через нейролинкер. Запустил некую программу, которая поменяла изображение мужской душевой на женскую и наоборот. Поняв это, Харуюки задним умом сообразил, что знаки, которые он видел несколько минут назад, были слишком яркими для полутемного коридора. Они как будто бы сами светились.
По-прежнему оставалось загадкой, где и когда эта программа попала в его нейролинкер, но послал ее, скорее всего, он.
Сейдзи Номи.
Все это было ловушкой Номи. Он знал, что Харуюки подглядывал в окно спортзала. Он буквально отвел Харюуки к душевым и заставил влезть в женскую комнату, подсунув неправильные знаки. Он это сделал, чтобы убрать Харуюки, то есть Бёрст-линкера Сильвер Кроу, из средней школы Умесато.
Ужасно четкий, безжалостный и эффективный метод.
Как в тот раз, когда Черноснежка избавилась от ученика по фамилии Арая. А может, и еще мощнее.
– Ой, Ти? Ты еще там? – внезапно раздался голос с той стороны дверцы.
Ответный голос Тиюри раздался прямо над ухом Харуюки; тот слушал, ежась от страха.
– Ага, я тоже жутко вспотела.
– Да, накануне отборочных по району тренер расслабиться не дает.
Харуюки окутывал горячий пар, однако, будучи в футболке, рубашке и пиджаке, он весь настолько вспотел, что жара не чувствовал. Напротив, у него зубы чуть ли не стучали от мороза, продирающего по коже.
Если сейчас та ученица забавы ради откроет дверцу, большие проблемы ждут не только Харуюки, но и Тиюри. Хоть она и была первой жертвой подглядывания, ей грозит такое же наказание, как и ему.
– Эй, Ти, а у тебя там не слишком горячая вода? Парит просто страшно.
– А, мне просто нравится погорячее. И кровообращение стимулируется.
– О нет, ты говоришь совсем как моя бабушка.
Послышалось дружное «а-ха-ха-ха» сразу нескольких девчонок. Тиюри тоже рассмеялась, но Харуюки своей спиной, прижатой к ее, ощутил, что ее мускулистое тело слегка задрожало.
…Прости. Прости меня. Прости, пожалуйста. Я был идиотом. Если бы я не попытался влезть в нейролинкер в сумке, такого бы не случилось!
Так мысленно крича, Харуюки заскрежетал зубами – и тут.
Раздался скрип открываемой дверцы, и Харуюки от неожиданности вздрогнул.
Но это оказалась дверца соседней кабинки, куда вошла одна из тех девчонок. Потом раздались еще два звука открываемых-закрываемых дверей, а следом – шелест льющейся из душа воды.
Несколько секунд спустя Харуюки почувствовал, как Тиюри на мгновение отлипла от него – чтобы выглянуть наружу и проверить.
Тут же она юркнула обратно и, повернувшись к Харуюки лицом, одними губами произнесла: «Выметайся, быстро!»
Харуюки не дыша кивнул – он был не в силах даже поблагодарить Тиюри за смекалку – и неуклюже вывалился из кабинки.
Глядя только на выход, он заставил свое полускрюченное, непослушное тело сделать шаг, потом еще шаг. Если он сейчас упадет – или войдут еще девчонки…
От этих мыслей он едва не потерял сознание, но каким-то чудом его ноги все же не заплелись, и Харуюки сумел выбраться из комнаты. Пробежав коротким U-образным коридором, он очутился там, где были раздельные входы на мужскую и женскую половины, и, лишившись сил, привалился спиной к стене.
– …Засранец!..
Выругавшись, он поднял голову и метнулся к настоящей мужской душевой, вход в которую был напротив.
…Однако. В голубовато-серой комнате никого не было. И никаких признаков того, что кабинками кто-то пользуется. Скорей всего, к тому времени, когда Харуюки влез в женскую душевую, Номи уже ушел.
– …Дерьмооо, – простонал Харуюки и стукнул кулаком по стене.
Два часа спустя, в квартире семьи Курасима на 22 этаже, в комнате Тиюри.
Харуюки сидел на коленях, упершись лбом в пол.
– Прости меня, извини, облажался, ну прости, пожалуйста!!!
Он сам не знал, сколько раз уже произнес слова извинения, но все повторял и повторял.
Хозяйка комнаты, сидящая в своей школьной форме на кровати, скрестив руки, продолжала источать ауру убийства. С тех пор как она впустила Харуюки, явившегося извиняться, она не произнесла ни слова, однако это было еще страшнее.
То, что он натворил, было, конечно, ужасно – это Харуюки понимал. Но истинную глубину шока Тиюри, пожалуй, ни один человек мужского пола оценить не способен.