Котельная находилась неподалёку. Подъезд, правда, не шёл ни в какое сравнение с тем, откуда их выгнала старушка. Пахло мочой, гнилью. Нина и Серёга спустились проторённой дорожкой вниз — в подвал. Феликс слышал, как провернулся в замке ключ, скрипнула дверь. Больше ничего не слышал. Они поднялись с Наташей на второй этаж.
Впервые они оказались наедине.
— Ну что? — потрепал её по щеке Феликс.
Наташа доверчиво и радостно посмотрела ему в глаза, пожала плечами. В полутьме глаза её казались большими, исполненными мыслей, каких, наверное, в них не было.
— Скажи что-нибудь? Наташа опять пожала плечами.
— Тогда… давай! — Феликс стиснул её запястье.
— Здесь? Так ведь… ходят… — свободная Наташина рука неуверенно потянулась к верхней пуговице на кофточке.
Феликсу сделалось стыдно за власть над Наташей. Власть, которую он не заслужил ничем.
— Я пошутил. — Феликс обнял Наташу, она прильнула к нему.
— Во даёт… Во, думаю, спятил…
Феликс подумал, что им и не надо разговаривать. Наташе хотелось того же, чего хотелось ему. А дальше — обрыв, пустота. «Это единственное, в чём мы можем сойтись, — подумал он, — и именно в этом мы сойдёмся…»
— Наташа, — после долгого молчания произнёс Феликс, — вы это зря… Я насчёт Надьки, которая читает. Бог с ней, пусть читает…
— Во даёт, — засмеялась Наташа, — про Надьку вспомнил. Нинка, что ли, рассказывала?
Тут сильно хлопнула подъездная дверь. Они притихли.
— А я говорю, трубы необходимо менять! Они в аварийном состоянии! Есть коллективное письмо жильцов, есть постановление домкома! — Феликс рассмотрел узкую худую спину говорящего. Однако собеседники — плотный, похожий на татарина, парень в кожаной кинематографической кепочке и пожилая женщина с седыми всклокоченными волосами — не соглашались.
— В этом году нереально. Во-первых, никто сейчас не позволит на неделю отключать воду. Во-вторых, лимиты давно исчерпаны. Потерпите до будущей весны. Всё равно в апреле ваш участок встаёт на капиталку. Всё будут менять. Чего вы волнуетесь?
— В таком случае давайте спустимся вниз, составим акт, что я поставил вас в известность, что трубы в аварийном состоянии и что вы отказываетесь…
— Да хоть десять актов! — перебил татароватый парень. — На всей набережной трубы в аварийном состоянии. Что там у вас в котельной — потоп? Ладно, пришлём сварщика, подлатает.
— Уже присылали, — не сдавалась узкая худая спина. — Бесполезно! Трубам восемьдесят лет, фирма «Тараканов и K°». Вы представляете, если зимой в морозы прорвёт? Я прошу составить акт, потому что не намерен отвечать один…
— Хорошо-хорошо, давайте спустимся, посмотрим, — сдалась седая женщина. — Я понимаю, вас беспокоит отопительный период. Но трубы не обязательно менять, можно их утеплить. Слышали про почин купчинских коммунальников? Неужели не дотянете до весны? Фу, как темно! Лампочку, что, нельзя ввинтить?
— Тут был плафон, на прошлой неделе разбили… — Голоса смолкли.
Некоторое время в подъезде стояла звонкая тишина, только где-то на верхнем этаже жалобно мяукал котёнок, должно быть, навсегда выставленный из квартиры. Потом взрыв голосов, испуганный визг Нины. Ударила дверь. Сначала пробежала Нина в одной туфле, другую она сжимала в руке. На бегу Нина поправляла юбку. Следом энергично проследовал Клячко в брюках, обнажённый до пояса. Майку и рубашку Серёга небрежно перебросил через плечо, будто шёл купаться. За ним на площадку поднялись остальные.
— Безобразие, — сердилась седая всклокоченная женщина, — во что превратили котельную! Требуете трубы заменить, а дверь запереть не можете. Входи кто хочет!
— Как они попали? — недоумевала узкая худая спина в плаще. — Чёрт знает что! Надо объявить выговор Груздо! Замок — гвоздём откроешь.
Татароватый парень в кепочке смеялся.
Он вдруг задрал голову и сквозь пролёт перил встретился взглядом с Феликсом.
— Э, да у них тут очередь! — весело крикнул он.
Феликс схватил Наташу за руку, они бросились вверх, натыкаясь в полумраке на помойные бачки. Потом по длинному коридору. К счастью, подъезд был с параллельной чёрной лестницей. Феликс надеялся, вход на чердак будет открыт, они пройдут по чердаку, спустятся на улицу через какой-нибудь совершенно другой подъезд. Но на обитой железом чердачной двери висел огромный замок. Этот гвоздём не откроешь.
Феликс огляделся. Сюда — на самую верхнюю площадку чёрной лестницы — выходили кухонные двери коммунальных квартир. Двери были в копоти, в паутине. Когда-то тут жарили шашлык. На ступеньках осталась серая горка углей. Сквозь двери доносилось позвякиванье кастрюль, отдельные слова приготовлявших ужин женщин. «Вы так думаете, Ирина Ивановна? А я думаю совершенно иначе!» — с трудом разобрал Феликс. Можно было перевести дух. Никто сюда не мог прийти.