Похер, Грейнджер! Пусть видят.
Драко не останавливается и на все ее попытки остановить его лишь издает невнятное рычание.
Сегодня до конца, пусть хоть в присутствии дементоров.
Она успевает вывернуться лишь на секунду, когда Драко припечатывает ее грудью к стене и сцепив руки за спиной заставляя прогнуться в пояснице трахает ее в откляченную промежность.
Светящийся огонек вызова медленно ползет между этажами. Мелодичное “дзынь” оповещает об открытии створок. Доли секунды хватает чтобы нежданный гость уловил странные движения в лифте, створки с хлопком застопориваются и в тонкую щель видна только оголенная мужская задница проделывающая недвусмысленные па.
-Нашли место!
Ее содрогающееся и обмякшее тело прижато его застывшему. Блаженное чувство растекается по венам, пока лифт снова спускается на самый нижний этаж . К моменту когда лифт наконец-то поднимается к Атриуму они снова собраны и безразличны.
Лишь румянец на ее щеках выдает их тайное рандеву.
***
Возобновленные встречи быстро потеряли свою чисто физическую прелесть и обрели какую-то извращенную притягательность. Не ее страдания возводили его к иступлению. Но собственная боль, доставляемая именно ею. Как так произошло, он даже не заметил. Но когда произошел первый четкий флешбек Драко содрогнулся от спазмов.
Обжигающая капля тающего воска, случайно пролитая на его обнаженную, покрытую уже незаживающими от ее ласк рубцами всколыхнула нечто, что он хотел забыть. Хотел, но не мог себе позволить. Не мог избавиться от этой выворачивающей душу и уничтожающей тело ослепляющей боли. Жара, пожирающего внутренности огня.
Первый круцио был ужасен. Ужасен своей неожиданностью и незаслуженностью. Его тогда рвало несколько дней и он даже не мог передвигаться. Но хуже всего стала не боль. А осознание хаоса, в который превратилась его жизнь. Его дом. Его семья. Хаос-все, что осталось от его мыслей. Чувств. И тела. Потом это продолжалось снова и снова.
Ломка. Сращивание. Ломка. Сращивание.
И снова. Снова. Снова.
Он годами не вспоминал эти ощущения. Беспомощности. Ненужности. Одиночества и вины. Бесконечной и темной.
Но она возвращала и усиливала ее. Та, которая тоже прошла через это.
Его тетка Белла была искусна почти так же, как Темный Лорд. Она рассекала все внутренности по отдельности единым взмахом палочки и растягивала во времени эти ощущения. Упиваясь непереносимой болью жертвы. Драко помнил, как Грейнджер корчилась на полу их дома.
Но единственная его мысль тогда была: лишь бы не я.
И вот эта живучая ведьма доводит его до исступления, поливая алебастровую кожу воском черной, как ночь свечи. Адская боль сливается с изощренным наслаждением, когда он откидывает ее на кровать и заставляет скулить от боли, царапая ее кожу, прокусывая опухшие от слез и поцелуев губы. Заставляя отдаваться себе снова и снова.
Снова и снова оказываясь в Адовом пламени. Из которого она когда-то вытащила его. И в который теперь затаскивала заново.
Малейшим взмахом ресниц, еле уловимым ароматом, непереносимой близостью. Доводя его до бешенства безразличием в обществе. Вызывая дикую ревность и безграничную жажду обладания в присутствии других мужчин.
Грейнджер проделывала все это, с абсолютно ледяным взглядом. Холодным расчетом. Садистским удовольствием, доставляя ему боль. Физическую и душевную.
Мстя? Или отвечая на его жестокость?
Драко не знал. Но не мог остановиться. Ему хотелось больше.
Унизить ее. Подавить волю. Подчинить себе.
Заставить признать свой плебейский статус. Но вместо этого, он корчился под ней на простынях, направляя, сжимая, вдалбливаясь.
Драко пытался перебить ее вкус другими телами. Но она никогда не была просто телом.
Она была триггером.
Всегда.
Всю его жизнь.
Одно ее имя заставляло желваки на скулах ходить ходуном. Он ненавидел ее в школе. И казалось, сейчас ненавидел еще больше. И доказывал это в каждую встречу. Снова и снова. Доказывал себе, что ненавидит. Нанося раны. И излечивая их после.
Как последний кретин.
Иногда эта маска отстраненности слетала с ее лица и он видел ответную ненависть, полыхающую в ее огненных радужках. В такие моменты она была особенно жестока. Доведя его до предела просто исчезала. Оставив его мучаться до следующего раза.
Мучая вопросом, а будет ли следующий раз.
Ничто не помогало. И другие только раздражали. Даже сам он не мог помочь себе. С каких пор только она могла удовлетворять его?
Драко саданул кулаком о мраморную стену ванной. Холодный душ был панацеей от дикого возбуждения на пару часов. Но душевные терзания было невозможно ничем затушить. Месяц тянулся слишком долго. И затянувшееся воздержание давало выход неконтролируемым раздражением.
Астория бросала на него хмурые взгляды, но молчала, как и Нотт с Блейзом. На удивление не кидающие шуточки по этому поводу. Возможно, раскуроченная морда курьера, решившего потрепать его по плечу стала тому причиной. Драко не знал.
Единственное-никто не мог касаться его без его разрешения. А та, которой это разрешал пункт договора, не замечала его. И не появлялась в норе уже почти месяц. Она совсем не изменилась. Та же милая маска всепонимающей гриффиндорки.
Мерлин как тошнило от этой маски. Тошнило от ее деловых костюмов и периодически появляющихся откровенных нарядов, выставляющих ее его! тело на показ. Эти похотливые взгляды коллег возбуждали в нем только гнев.
Гнев на нее.
========== Глава 10. ==========
Гермиона отстраненно наблюдала за происходящим за столом собранием. Мысли были далеко от повестки дня.
Тонкие пальцы перебирали листки пергамента. Адвокат оповещал о праве Рональда встречаться с детьми настолько часто, как пожелает. Родственные узы связывающие все семейство Уизлей перевесило мать-одиночку. Рождественские каникулы дети хотели провести с родней отца. Еще бы. В многолюдной и веселой родне Уизли Гермиона и сама с удовольствием проводила время. А теперь не знала, куда себя деть. Встречи с Гарри и Джинни по понятным причинам прекратились. А других друзей у нее не было.
Привыкшая жить для других, девушка плохо представляла, чем сможет заполнить одинокие дни длинных рождественских выходных. Да и внутри царила такая стужа, что самой становилось не по себе. Может, именно поэтому она не особенно возражала о желании детей проводить больше времени с отцом.
Иногда встречи с Малфоем согревали. Ненадолго. Но она забывалась в его руках. Или вспоминала? Каково это быть сама по себе…Настолько безрассудной, чтобы поддаться его вспышке в лифте.
Гермиона поморщилась от воспоминания.
Это был странный сплав удовольствия и отвращения. Впрочем вполне соответствующий их встречам. Язык не поворачивался назвать это отношениями. Грейнджер равнодушно пробежала глазами по вылизанному образу слизеринца.
Идеальный костюм, идеальная укладка, идеальная усмешка.
Черт.
Ледяные зрачки пронзили ее карие. Мурашки пробежали по коже, вызывая неудержимое желание вымыться. И оказаться как можно дальше…в норе например. Гермиона отвела взгляд. Нет. Больше никакой норы. В прошлый раз она пересекла опасную черту. Она начала получать удовольствие, кромсая его. Пытая раскаленным воском. Что-то черное всколыхнулось в ней и полилось через край, подпитываясь чернотой, что накрыла его.
Его боль. Его мучения. Ее окрыляли. Делая больно ему-она очищалась.
Что за бред?
На лбу выступила испарина. Гермиона дернула стул и вышла из комнаты, не дожидаясь окончания заседания.
Ей было мало воздуха. Нужен простор.
Дышать в открытом поле, куда она трансгрессировала было легче. Девушка опустилась на мерзлую землю, покрытую толстым ковром снега. Тонкие сапожки едва защищали от холода, да и легкая мантия не способствовала теплу.