Митико съежилась под тяжелым, неподвижным взглядом. Он проникал ей в самую душу, и ей стало больно.
— Зачем ты терзаешь себя?
Кадзи опустил голову, а когда снова поднял ее, лицо у него было растерянное, как у заблудившегося ребенка. — Человек голоден… Он кидается на любую приманку, хотя наверняка знает, что в ней спрятан крючок…
— Ну, если так рассуждать, то крючок везде — и в жалованье, и в наградных. А тебе-то что за забота? Ты откуси, сколько сможешь, а крючок выплюнь. И скажи спасибо, — засмеялась Митико.
Радость бурлила в ней. Слова слетали с ее губ звонкие, задорные. Она светилась счастьем. Кадзи повеселел.
— Дорогой, нам есть ради чего жить, у нас есть надежда, большая и светлая, — наш союз! Ведь правда? Знаешь, я недавно размышляла, что бы я делала, если б тебя все-таки забрали в солдаты… — Она зарделась. — Если придет такой день… я сделаю так, чтобы у меня был ребенок от тебя… Это, наверно, глупо?
— Нет. — Кадзи остановился. — В тот вечер права была ты, а не я. Я просто струсил.
Митико покачала головой. Она взяла Кадзи за рукав и потянула в сторону кафе.
— Зайдем, посидим немного.
Они вошли в кафе. Знакомых не было. Оркестр играл какое-то чувствительное танго. Они сели за столик и долго молчали, глядя в глаза друг другу. Волнение не проходило.
— Ты победила. Сдаюсь, — невесело улыбнулся Кадзи. — Буду всегда помнить, как я люблю тебя, и нежность поможет мне жить…
Рука Митико с чашкой кофе дрогнула. Чашка со звоном опустилась на блюдечко.
— Не могу прийти в себя. Не могу… — На глазах у нее блеснули слезы, она протянула к нему руку. — Успокой меня! Когда ты едешь?
— На будущей неделе.
— А мы… когда?
— Сегодня? — решился Кадзи.
В таинственной глубине зрачков Митико вспыхнул и погас радужный огонек.
— Хорошо, — еле слышно сказала она, будто вздохнула.
Она покинула Японию, чтобы избавиться от опеки в сущности равнодушных к ней родственников, уехала в далекую Маньчжурию. Скучно, одиноко жила здесь. Пока не встретила Кадзи. Она сама создала свое счастье — только теперь она поняла это. Теперь начнется новая жизнь!
— Завтра оформим твое увольнение. Потом займемся покупками самого необходимого: две чашки, две тарелки и тому подобное…
— Какая я счастливая… — тихо сказала Митико. — И ничего мне не надо! Самое главное — нас теперь ничто не разлучит, ничто, даже война, правда?
Кадзи хотел отпить глоток кофе; теперь звякнуло его блюдечко, теперь задрожала его рука.
Они вышли из кафе.
На улице было темно. Кадзи обнял Митико, и они пошли, тесно прижавшись друг к другу.
На углу, где они обычно прощались, они даже не остановились. Теперь у них один путь. Навсегда!
В витрине мебельного магазина все еще висело то самое блюдо. «Поцелуй» Родена.
— Купим? — деловито спросил Кадзи.
Открыв тяжелую стеклянную дверь, они вошли в магазин.
9Переезд на грузовике в Лаохулин был их свадебным путешествием. К несчастью, в тот день над степью буйствовал свирепый монгольский ветер. Тот, что у древних китайцев назывался «желтая пыль на десять тысяч верст». Пыль была действительно желтая. Несомая ветром, она заслоняла от них всю вселенную, она была везде — и на земле, и на небе. Кадзи и Митико, сидевшие в кузове, мгновенно превратились в бесформенные фигуры, заметенные рыхлой пылью. Кадзи досадовал на неблагосклонность небес. Митико уткнулась в его воротник и мечтала о будущей жизни. Она была счастлива. Три года любви, и сколько еще впереди…