"Тепло", - подумал я. Вот она, первая ласточка. Свидетельствующая, что Челидзе решил потихоньку все спихивать на Бугра. Сказал, чуть усилив нажим в голосе:
- Шалва Геронтиевич, как вы думаете, легко ли было мне и моей группе выйти на вас? На вас и Джомардидзе?
Челидзе пожал плечами:
- Откуда мне знать. Вообще, Георгий Ираклиевич, поверьте: за время нашего общения я проникся к вам уважением. И все же, в данном случае, мне кажется: это ваши проблемы.
- Совершенно верно: мои. Поэтому отвечу сам. Было трудно, очень трудно. Теперь я уж, тем более, не отступлюсь, пока не докопаюсь до истины в этом деле. Не лучше ли вам вернуться чуть назад? К вашей фразе о том, что в части своих преступлений вы признались добровольно. Почему бы вам не признаться добровольно в остальных преступлениях?
Довольно долго Челидзе смотрел на меня без всякого выражения. Поскольку я успел изучить некоторые его уловки, мне показалось: он раздумывает над очередным ходом. Наконец, изобразив тяжелый вздох, сказал:
- Георгий Ираклиевич, но зачем мне брать все на себя из-за него?
- Из-за него? - Я сделал вид, что пытаюсь что-то понять. Про себя же подумал: "Теперь уже совсем тепло, почти горячо". Как можно спокойней спросил: - А кого вы имеете в виду?
- Своего шефа.
- Шефа? - Я умышленно посмотрел на Челидзе с особой пристальностью.
- Да, шефа. Омари Джомардидзе.
- Понятно. - Я постарался сказать это самым нейтральным тоном. - И что же Джомардидзе?
- Он взял у меня морфий. Приставив к животу пистолет. Я ведь для него шестерка.
- Шестерка?
- Да. И вообще... - Челидзе опустил голову. - Джомардидзе давно уже держит меня в своих руках.
- Что, серьезно?
- Георгий Ираклиевич, бросьте иронизировать. Я его боюсь, смертельно боюсь. Или вы скажете, что не понимаете этого?
- Нет, почему же. Могу понять.
Челидзе сказал, хмуро глядя в окно:
- Вы знаете, что бывает за выдачу шефа? По их законам?
- Примерно знаю.
- Вот я и держался до последнего. А теперь... Теперь пишите.
Показания Челидзе я записывал долго. Эти показания в общем довольно точно излагали события, связанные с "Перстнем Саломеи". С одной лишь поправкой: всю ответственность за аферу с перстнем, убийство Малхаза Гогунавы, мошенничество с сейфом Дадиани и обман Пэлтона Челидзе перекладывал на Джомардидзе, - по его словам, шефа преступной группы, в которой он, Челидзе, был лишь одной из шестерок. Пошел же на это Челидзе якобы из-за угроз Джомардидзе, который, в случае неповиновения, обещал расправиться как с самим Челидзе, так и с его семьей.
Разоблачение
Прежде чем впустить меня в палату, где лежал Джомардидзе, врач предупредил: с больным можно разговаривать не больше двадцати минут. Я кивнул и открыл дверь.
Джомардидзе, выглядевший очень слабым, даже не посмотрел в мою сторону. Как можно спокойнее и медленнее я попытался объяснить ему, кто я и чего от него хочу. Убедившись, что больной это понял, начал задавать вопросы. И сразу же увидел: все это я делаю впустую. О чем бы ни спрашивал, он лишь криво усмехался, не удостаивая меня ответом. Но иной реакции на мои вопросы я пока не ожидал.
На следующий день я снова задавал вопросы спокойным тоном, с ответами не торопил, на ядовитые замечания в мой адрес не реагировал. Если Джомардидзе отмалчивался, убеждал его, что молчание ничего хорошего ему не принесет. Вопросы были простыми. Знал ли Джомардидзе Виктора Чкония? Имеет ли отношение к его убийству? Знал ли Малхаза Гогунаву? Имеет ли отношение к аварии, случившейся на Рионской улице? Слышал ли он когда-нибудь о "Перстне Саломеи"? И, наконец, кто такой Сергей Петрович Убилава, с которым его видели в Галиси? Мне нужно было убедить Джомардидзе, что о его связи с Сергеем Петровичем я знаю многое, если не все.
Я опять и опять приходил в больницу, садился возле койки, терпеливо спрашивал. Если ответы меня не устраивали, повторял вопросы. Такой тактики я придерживался почти неделю. Джомардидзе уже не лежал, а полусидел в кровати, подложив под спину подушку. Он уже привык к моим вопросам, отвечал с легкой полуусмешкой, снисходительно. Как-то вдруг спросил:
- Слушай, начальник. Чего тебе от меня нужно? Который день гоняем порожняк. Если ждешь признания, не дождешься - не расколюсь. Я вор в законе. Понял?
- Джомардидзе, мне нужно от вас одно: понять, почему вы покрываете своего сообщника, которого знали как Сергея Петровича, на самом деле - Шалву Челидзе?
Хотя на лице Бугра не дрогнул ни один мускул, я понял: мои слова его заинтересовали.
- Могу изложить подробности, - продолжал я неторопливо. - Шалва Геронтиевич Челидзе до последнего времени работал в Грузинском морском пароходстве. Несколько дней назад был задержан. В настоящее время находится под арестом. Вот, посмотрите...
Я достал из портфеля две фотокопии. На одном была изображена первая страница личного дела Челидзе со снимком в углу. На второй первая страница уголовного дела, тоже с его фотографией. Сделав вид, что это ему неинтересно, Джомардидзе тем не менее внимательно разглядывал их.
- Как? - спросил я. - Узнали?
Вернув снимки, Джомардидзе откинулся на подушку, оскалился:
- Пустышку тянешь, начальник. Не знаю я такого. Не видел никогда.
- А вот он на допросе подробно все рассказал. Зачитать, что именно?
- Начальник... Может, кончим все это? Пусть рассказывает, что хочет и кому хочет.
- Все же считаю нужным поставить вас в известность. - Я сделал вид, что никак не могу найти в своей папке искомое.
Наблюдая за моими действиями, Бугор процедил:
- Да не копайся ты в ксивах...
Тут я достал фотокопию допроса Челидзе, нашел нужное место:
- Челидзе рассказал, что, будучи шефом, вы принуждали его регулярно снабжать вас деньгами, наркотиками и даже огнестрельным оружием. Вы, как показал Челидзе, разработали аферу с хищением, перепродажей, возвращением и новой ложной перепродажей "Перстня Саломеи", в которой он, Челидзе, был лишь слепым исполнителем вашей воли. Если исходить из его показаний, вина за убийство Виктора Чкония и Малхаза Гогунавы лежит на вас, целиком и полностью. Вот копия протокола допроса Челидзе. - Я положил рядом с Джомардидзе стопку снимков.