Что-то сжимается в моей груди.
— Меня? — Она кивает.
— Я беспокоилась, что произвела на тебя плохое впечатление, когда ты была ребенком. Что я позволила своей горечи по отношению к твоему отцу помешать тебе жить дальше, несмотря на боль.
— Мам ... — Мне хочется сказать ей «нет», но я не могу найти в себе силы солгать еще раз.
По правде говоря, опыт моей матери с моим отцом тяжело давил на меня, когда я росла. Это что-то изменило во мне, и фальшивый брак этого не исправит. Во всяком случае, это только доказывает то, что я уже знаю. Любовь — это то, что существует только в сказках и фильмах о Дримленде. Реальность гораздо мрачнее.
Словно прочитав мои мысли, мама продолжает:
— Не все мужчины похожи на твоего отца. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, но я рада, что ты научилась гораздо быстрее меня.
— Верно. — Мой голос срывается. Я в двух секундах от того, чтобы развалиться на части. Она кладет ладонь мне на щеку.
— Я горжусь тем, что ты наконец-то открылась кому-то. За то, что рисковала своим сердцем, зная все возможности — хорошие и плохие. Ты так далеко зашла.
Мое горло неприятно сжимается, и я отворачиваюсь, чтобы избежать ее взгляда, боясь, что она может прочитать правду в моих глазах. Ни за что на свете я бы не открылась любви к Деклану. Хотя я считаю его другом, он не хочет иметь со мной ничего общего.
Бабушка выходит из ванной.
— Теперь мы покончили со всей этой печалью? Это свадьба, а не похороны. — Мы с мамой разражаемся смехом, и момент уходит, как будто его никогда и не было.
Но чувство стеснения в груди все еще остается после того, как тема меняется. Разговоры о моем отце всегда пробуждают старых демонов, но сегодняшнее празднество с таким же успехом могло бы стать для них приветственной вечеринкой.
Большинство девушек мечтают о том дне, когда пойдут к алтарю. С другой стороны, я всегда знала, что буду бояться напоминания о том, что росла без отца. Мама предложила встать на его место, но я хотела идти одна. Я давным-давно пообещала себе, что сделаю это только для того, чтобы доказать себе, что он мне не нужен. Тогда я этого не знала и уж точно не знаю сейчас.
Музыка играет как по команде. Все встают и поворачиваются ко мне. Всё мое тело дрожит от всех нежелательных глаз, оценивающих меня, и я прерывисто вздыхаю.
Ты все получила.
Я улыбаюсь под вуалью, скрывая, как щиплет глаза от непролитых слез. Мои глаза поднимаются к месту назначения. Я чуть не спотыкаюсь, когда обнаруживаю, что Деклан смотрит на меня, но сдерживаюсь. То, что горит в его взгляде, посылает мурашки по моей коже. Я не уверена, что когда-либо видела, чтобы Деклан так смотрел на меня, но это делает что-то сумасшедшее с моим сердцебиением.
Я иду по проходу, как преданный своему делу солдат, явившийся на службу. Деклан не сводит с меня глаз, вероятно, чтобы убедиться, что я не побегу к ближайшему запасному выходу. Что-то в его взгляде сегодня заставляет мой желудок чувствовать себя легким и пузырящимся.
...Или это из-за шампанского, которое бабушка предложила мне в последнюю минуту. Потому что ни за что на свете мой босс не даст мне бабочек. От одной этой мысли мне хочется кудахтать до самой крыши, как сумасшедшей.
Да, определенно шампанское. Я всегда была немного легковесом.
Деклан, как и я, стоит особняком. Не знаю, почему он не выбрал шафером одного из своих братьев, но я испытываю некоторое облегчение, учитывая отсутствие у меня вариантов подружки невесты. У меня не так уж много друзей. Не потому, что не хочу, а потому, что все время слишком занята работой. Кэл предложил мне надеть розовый костюм, но я отказалась, сказав, что розовый — не его цвет. Мы оба знаем, что это ложь. Но это казалось лучше, чем смотреть правде в глаза, что он мой единственный друг, о котором можно говорить.
Я останавливаюсь в начале прохода и поворачиваюсь к своему жениху с нерешительной улыбкой. Его челюсть сжимается, когда его глаза блуждают по мне, заставляя мою кожу покраснеть под его пристальным взглядом.
Его рука проводит по краю моей вуали. Я улавливаю легкую дрожь, которую он пытается скрыть, сжимая ткань в кулак. Деклан всегда ненавидел большие толпы. Что-то в них заставляет его нервничать, хотя он никогда не признался бы в этом ни одной живой душе.
Но я знаю, и эта тайна заставляет меня улыбнуться.
— Расслабься. Просто притворись, что их здесь нет, — шепчу я достаточно тихо, чтобы слышал только он.
Он не отвечает, поднимая вуаль над моей головой. Что бы он ни увидел, он дважды моргает.
— Все в порядке? — спросила я.
Его голова едва заметно качается.
— Ты хорошо выглядишь.
Какое бы жужжание я ни ощущала до кончиков пальцев ног, оно умирает быстрой смертью.
Я. Выгляжу. Хорошо? Он что, издевается надо мной? Он мог сказать что угодно — буквально, что угодно,— и это прозвучало бы гораздо лучше, чем хорошо.
Да пошел он. Я не провела пять часов в кресле салона, когда меня тыкали, тыкали и натирали воском, чтобы он сказал, что я хорошо выгляжу.
Как будто Деклан чувствует мои чувства, он хватает мой букет цветов и протягивает его кому-то. Обе его руки вцепляются в мои, удерживая меня на месте. Какое бы выражение ни было на моем лице, оно заслуживает предупреждающего пожатия. Вместо того чтобы позволить своему гневу взять верх, я нацепляю на лицо фальшивую улыбку и киваю священнику.
Я покажу ему хорошо. Осел.
Священник начинает свою лекцию, но я едва слышу его из-за неровного биения своего сердца. Руки Деклана сжимаются вокруг моих, когда священник говорит о любви, преданности и трудностях, которые будут испытывать нас. Я чувствую себя мошенником, потому что киваю, притворяясь обожателем. Я обязательно проверю заднюю часть своего платья, чтобы убедиться, что я не загорелась за то, что лежала в доме Господнем.
Остальная часть церемонии проходит как в тумане с обменом стандартными клятвами. Чем ближе мы подходим к концу, тем тяжелее становится мое дыхание. Только когда Деклан хватает меня за левую руку, у меня чуть не останавливается сердце.
— Айрис, я предлагаю тебе это кольцо как напоминание о моих обязательствах по отношению к тебе, нашему браку и нашему будущему. Пусть с этого дня он служит символом моей преданности тебе. — Что-то в его словах заставляет меня остановиться. Он мог бы пообещать свою вечную любовь или что-нибудь столь же отвратительное для толпы, но он этого не сделал.
Потому что Деклан Кейн не раскрывает своих карт. Признаться, что он безумно влюблен в тебя перед битком набитой церковью, — это не по-фирменному.
Он заглушает мои мысли, надевая мне на палец тонкое платиновое кольцо, усыпанное бриллиантами.
Две фразы, которые я обдумывала неделями, вылетают у меня из головы, когда я выхватываю кольцо Деклана из маминой руки.
— Ммм ... — Очень гладко, Айрис.
Если Деклан раздражен тем, что я спотыкаюсь на своих же словах, он хорошо делает, что не показывает этого. Я хватаюсь за его левую руку, а другой хватаюсь за кольцо.
— Деклан, я дарю тебе это кольцо как символ моих обещаний, данных тебе как партнеру и другу. Пусть это послужит напоминанием о том, что даже в самые трудные дни ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. — Я надеваю кольцо на его костяшку.
Наши глаза встречаются. Что-то пробегает по его лицу. Он почти сердится, но это не может быть правдой? Печальный? Я каким-то образом сдерживаю смех. Нет, этого тоже не может быть. Деклану не о чем грустить.
Как будто Деклан понимает, что раскрыл перед нашей аудиторией крошечную часть себя, он восстанавливает контроль над эмоциями на своем лице.