— А вы, сэр? На какое животное хотите посмотреть? — Он делает жест в мою сторону.
— Все, что она захочет.
— У тебя нет любимого животного? — спрашиваю я.
— Учитывая, что мне не пять — нет. — Я пытаюсь вытянуть из него ответ.
— Да ладно тебе. Я знаю, что это было очень давно, но вспомни свое детство. Должно же быть хоть одно животное, которое ты любишь больше остальных.
Он бросает на меня испепеляющий взгляд.
— Слоны.
— Слоны? — Его губы дергаются.
— А чего ты ожидала? Лев?
— Честно? Да.
— Их переоценивают.
— А слонов нет?
Его взгляд скользит по пейзажу.
— Моей маме они нравились. — Моя грудь сжимается от его признания.
Потерянный взгляд Деклана угрожает моему контролю над слезными протоками. Что-то в том, как он говорит о своей матери, всегда, кажется, смягчает меня по отношению к нему, как волшебство.
Я не думаю, когда хватаю его сжатый кулак и переплетаю наши пальцы.
— У нее был хороший вкус.
Звук застревает в его горле, прежде чем он кладет свою другую руку поверх моей, закрепляя ее на бедре. Мое тело вибрирует, как будто я коснулась провода под напряжением.
Я смотрю на гида.
— Хорошо, вы слышали этого человека. Давай найдем ему слонов.
За эти годы мы с Декланом много раз ели вместе. В то время как большинство из них были строго деловыми, было несколько избранных, где у нас не было определенной повестки дня для обсуждения. Никто из них даже близко не подошел к тому, чтобы сесть напротив него, не отвлекаясь ни на что. Никаких мобильных телефонов. Никаких заметок. Ничего, кроме общества друг друга, чтобы занять нас.
Но в отличие от прошлых обедов, сегодняшний кричит о романтике.
Это медовый месяц. А чего ты ожидала?
Может быть, что-нибудь более сдержанного? Когда они упомянули в своей брошюре ужин под звездами, я подумала, что они имеют в виду маленький бутерброд и вино из фляги. На самом деле они имели в виду полноценный ужин с белым постельным бельем и шампанским на верхней полке.
И цветы. И костер. И между мной и Декланом достаточно напряженности, чтобы задушить любого в радиусе десяти футов.
— Ну, разве это не прекрасно... — Я натянуто улыбаюсь.
Деклан отодвигает мой стул и садится на сиденье напротив меня. Свет свечей пляшет на его лице, высвечивая резкие провалы и контуры.
Мое сердце бьется сильнее в груди от того, как он смотрит на меня. Наш гид нарушает молчание, открывая нам бутылку охлажденного шампанского. Секунду я обдумываю идею попросить его присоединиться к нам с нашим водителем, но он уходит прежде, чем я успеваю. Я наливаю бокал шампанского и выпиваю половину.
— Почему ты нервничаешь? — Я должна был догадаться, пока изучал рассказы Деклана, что он сделал то же самое.
—Я не нервничаю.
— Ты глотаешь шампанское, как будто выиграла Гран-при. — Я ухмыляюсь.
— Я слышала, это первый шаг к тому, чтобы стать шутником Формулы-1.
—Шутником? — Его озадаченное выражение лица милое.
Нет. Не мило!
Деклан и слово «милый» так же связаны друг с другом, как вода и электричество. Оба одинаково смертоносны.
Я делаю еще один большой глоток своего напитка.
— Жена и подружка. — Он щелкает моими обручальными кольцами.
— Эта влюбленность в Алаторре растет по спирали.
— У этого человека есть свой благотворительный фонд. Тот, который дает детям бесплатное протезирование, за то, что они громко плачут. Он практически умоляет весь мир влюбиться в него.
— Я в курсе.
— Ты в курсе? — Он пожимает плечами.
— Я спонсирую нескольких детей. — Я бросаю на него взгляд.
— Пожертвование на благотворительность в качестве списания налогов спонсором не считается. — Появляется тик в челюсти.
— Хорошо, что я не включил это в документы. Я бы не хотел, чтобы мое пожертвование было недействительным. — Горечь в его голосе заставляет меня вздрогнуть.
Подожди. Является ли он на самом деле добровольным спонсором? Как это возможно? Деклан ворчал по поводу каждого благотворительного мероприятия, которое мы посещали на протяжении многих лет, и мне потребовалась вся моя сила, чтобы убедить его пойти каждый раз.
Его жесткий взгляд переключается с меня на звезды над головой. Над его глазом появляется вена, и меня захлестывает волна вины с такой силой, что становится трудно дышать.
Черт. Здесь ты делаешь предположения о нем, когда он только пытается говорить. Я хочу дать себе пощечину и вернуться в прошлое, хотя бы для того, чтобы заменить это выражение на его лице.
— С моей стороны было дерьмово предполагать, что ты делаешь это только ради личной выгоды. — Он вздыхает, не отрывая взгляда от неба.
— Я не даю тебе повода думать иначе. Не то чтобы я здесь выигрывал какие-то Благородные Премии мира.
Это не так. Он определенно не зря заработал свою репутацию бессердечного бизнесмена. Люди думают, что генеральный директор обладает всей полнотой власти, но человек, стоящий за электронными таблицами, командует всем. Потому что если это не приносит Кейнам никаких денег, то это не служит какой-то цели, а значит, оно исключено из программы.
Добро пожаловать в компанию "Кейн", где заработная плата сотрудников так же мрачна, как и моральный дух компании.
Но все равно вся моя грудь болит за него, потому что, очевидно, я питаю слабость к непонятым миллиардерам.
— С моей стороны было глупо так говорить.
— Ты же знаешь, как я отношусь к извинениям.
— Если только это не кровавые жертвоприношения в твою честь, не беспокойся. — Уголки его губ приподнимаются.
Поймала его. Моя улыбка становится шире, что только заставляет его исчезнуть, прежде чем она успеет превратиться во что-то разрушительное.
— Что заставило тебя стать спонсором?
Мой вопрос невинен. Своего рода оливковая ветвь. Возможно, это эгоистичный вопрос, но я не хочу останавливать эту беседу. Это та сторона Деклана, о которой я ничего не знаю, и я не прощу себе, если он снова закроется из-за моего глупого предположения.
Его взгляд медленно возвращается ко мне.
— Я думал, что история возвращения Сантьяго была замечательной. — Я улыбаюсь, благодарная за то, что он предложил больше информации.
— Вот видишь! Даже ты не можешь устоять перед ним! Посмотри правде в глаза. Этот человек может обвести вокруг пальца кого угодно, включая тебя. — Уголки его губ приподнимаются.
— Возможно, именно из-за него я и пожертвовал деньги, но продолжил из-за детей.
— Дети? — Он достает телефон и несколько раз стучит по экрану.
— Вот. — Я хватаюсь за его телефон, как за национальное достояние. От первой фотографии у меня отвисает челюсть. На ней рыжеволосый ребенок щелкает человека, делающего фотографию, одним металлическим пальцем.
— Симпатичный.
— Это Фредди.
Он знает их по именам. Мое сердце грозит вырваться из груди.
— Можно мне?
Я хочу продолжать листать его фотографии и узнать больше о человеке, который прячется от всего мира.
Я хочу знать все.
Он кивает. Я пролистываю фотографии с тремя другими детьми. У каждого из них разные протезы, и одному ребенку требуется четыре.
Я мгновенно узнаю местоположение одной фотографии.
— Вы все отправились в Дримленд?
— Они отправились.
— Где ты был? — Спросила я.
— Работал.
— Ты не хотел идти?
— Разве это имеет значение?
Да! Мне хочется закричать, но в горле пересыхает, и я теряю дар речи. Стеснение в моей груди усиливается, имея все, что связано с тем, как он отправил детей в Дримленд вместе без него, несмотря на то, что он хотел быть там.