Я все еще пытаюсь осознать тот факт, что Айрис сейчас в Чикаго.
Зачем ей оставаться? Ты никогда не давал ей на это веской причины после того, как разговаривал с ней.
Я проглатываю комок в горле.
— Я облажался.
— Нет ничего такого, что нельзя исправить хорошим пресмыкательством.
— Пресмыкательство?
— Садись в машину, и я все объясню. — Его ухмылка вызывает беспокойство.
Вот дерьмо. Это будет интересная поездка на машине.
Включает ли пресмыкательство упоминание Айрис о том, как я впервые за десять лет летел коммерческим рейсом исключительно для того, чтобы добраться до нее раньше? Потому что если это так, то среднее экономичное сиденье, которое мне пришлось купить в последнюю минуту, стоило каждой мучительной минуты, поскольку я застрял между малышом, который не переставал говорить, и матерью, держащей плачущего младенца.
Когда я добираюсь до нашего дома, в ушах у меня все еще звенит. Харрисон открывает дверь, и я выхожу. Не думаю спрашивать его об Айрис, пока не вхожу в тихий темный дом.
— Айрис? — Крикнул я, проходя по коридорам, заполненным ее растениями.
Никто не отвечает. Я дважды обыскиваю весь дом, прежде чем прихожу к выводу, что ее здесь нет.
— Черт.
Я достаю телефон и звоню Айрис. Неудивительно, что она не отвечает.
Я набираю номер телефона Кэла, но он не берет трубку.
Я: Айрис с тобой?
Он отвечает не сразу, а мне неинтересно сидеть без дела. С таким же успехом я мог бы поехать к нему, пока жду.
Не прошло и тридцати минут, как я припарковался возле его квартиры и решил позвонить ему еще раз. Наконец он отвечает, но его голос грубее, чем обычно.
— Чего ты хочешь?
Вижу, Айрис добралась до него первой.
— Где Айрис?
На заднем плане хлопает дверь.
— Она спит.
— У тебя дома? — Мои зубы скрипят.
— Я не думаю, что это имеет для нее большое значение, пока это не связано с тобой.
— Дай ей телефон.
— Она не хочет сейчас с тобой разговаривать.
— Я хочу, чтобы она сама мне это сказала.
— Послушай меня. Иди домой и дай себе ночь, чтобы остыть. Вы оба слишком эмоциональны, чтобы иметь дело друг с другом прямо сейчас.
— К черту это. — Я вешаю трубку.
Я не позволю указывать мне, как обращаться с моей женой. Может, они и друзья, но я ее муж. Ее место в нашем доме, как бы она сейчас ни была расстроена. Пары обсуждают проблемы. Им не нужны сторонние посредники, чтобы справиться со своим дерьмом за них.
Швейцар Кэла придерживает для меня дверь. Я нажимаю кнопку лифта и жду, постукивая мокасинами по полу, пока двери не открываются. Поездка на вершину происходит быстро.
Я стучу кулаком в дверь Кэла.
— Открывай.
— Ублюдок. — Я слышу, как он ворчит, прежде чем дверь распахивается. — Иди домой. — Кипит он, закрывая дверь.
Я блокирую ее ногой и распахиваю.
— Где она? — Он толкает меня, и я отшатываюсь.
Я моргаю. Кэл толкнул меня? Он никого не трогает, не говоря уже о том, чтобы бросаться всем своим весом, потому что он зол. Единственный раз, когда я видел его таким, был на льду во время школьных хоккейных игр, и это было частью его вида спорта.
Он тычет пальцем мне в грудь.
— Она не хочет иметь с тобой дело прямо сейчас.
— С чего ты взял? Ты знаешь, что для нее лучше?
— Один из нас должен это делать, учитывая, что ты, черт возьми, этого не делаешь. Я знал, что ты не способен позаботиться о ней. Я, черт возьми, знал это и все равно помогал тебе, думая, что, может быть, ты действительно начинаешь меняться. Что, может быть, ты действительно любил ее.
— Я действительно люблю ее. Не то чтобы я обязан тебе что-то объяснять.
— Нет, Деклан. Очевидно, что нет, если ты назвал ее неудачницей, как и любого другого разочаровывающего ублюдка в ее жизни.
— Закрой свой гребаный рот.
— Почему я должен? Не похоже, что ты когда-нибудь делаешь то же самое. — Моя челюсть сжимается.
— Я совершил ошибку.
— Ошибку? — Он смеется. — Ты унижал свою жену до тех пор, пока она не почувствовала себя такой же никчемной, как и ты. Ты заставил ее почувствовать себя маленькой, бесполезной и незначительной — и все потому, что ты больше заботишься о своей работе, чем о человеке, которого, как ты утверждаешь, любишь. Так что все, что я могу сказать, это поздравляю, Деклан. Ты провел всю свою жизнь, защищая нас от нашего отца, только чтобы стать таким же, как он. — Я прикусываю язык и чувствую вкус крови.
Он отсалютовал мне средним пальцем, прежде чем захлопнуть дверь перед моим носом.