Помню однажды мы даже как-то устроили соревнования у отца на работе с одним из его сотрудников кто больше выбьет очков из 8 патрон. Он был действующим сотрудником, да старше меня по возрасту, опытней, его которого звали Муслим. Все сделали ставки конечно же на "Муслика". Но был у них в гараже старый механик-водитель Юнус баба (так его все называли, поэтому и я так называл) он услышал про спор, подозвал меня и сказал:
–Ты, Алан сынок, не волнуйся, ты обязательно выиграешь. Я не раз возил вас на стрельбы, и видел как ты стреляешь. Рядом с отцом ты ведешь себя спокойно, свободно, поэтому ты легко стреляешь и побеждаешь и сейчас веди себя так же непринужденно, расслабься. Главное не думай о наживе, думай о победе. Ставки это просто так, как стимул, что бы завести тех, сказав он показал головой на Муслима и компанию. Главное то, что ты можешь и ты обязательно победишь. А теперь давай, беги. Отходя от него я услышал как Юнус баба сказал: – Я поставлю на Алана целого барана.
Тогда все посмеялись над ним и предложили ему с ним распрощаться, говорили что пригласят его на шашлык из этого барана. Отец тогда вышел во двор и увидел наш спор. Подойдя к Юнус-баба он поинтересовался что происходит. Он уважал Юнус-баба, прислушивался к нему, к его мудрости. Седев рядом с Юнус-баба под навесом, отец посмотрел на меня и крикнул всем:
–Я удваиваю ставку Юнуса Мамедовича.
Удвоив ставку Юнуса-баба предложил, что проигравшие делают шашлык и накрывают стол. Все обрадовались этому. Тогда смеясь Муслим сказал отцу:
–Вы, Алихан Батырович, правильно сделали что удвоили ставку, потому что одного барана нам не хватит, да и шашлык вкуснее вас никто не делает. Тем самым дав понять, что ему это предстоит сделать.
Все смеялись, веселились. Оказав мне такое доверие теперь я не мог их подвести.
После того, как я выиграл, Муслим был удивлен, что пацан стреляет лучше него, тогда мне было всего 15 и у нас не было семьи, ни мамы и Ляли.
Из этих баранов получился отличный шашлык. Позвали всех, д. Гулам тоже приехал. За общим столом, сидели все, пили, ели, что-то обсуждали, разговаривали, смеялись, шутили, охали, пели, и веселились.
А на следующий день Муслим привез мне велосипед, я не знаю откуда он его взял, да мне и не было интересно. Я катался на нем по улицам города и был самым счастливым мальчишкой не земле.
Санкт-Петербурге все потихоньку стало налаживаться, ребята начали привыкать ко мне, я к ним и драк стало гораздо меньше.
Я подружился с девочками сестрами, двойняшками, которых звали Алла и Анна. Тогда с Аллой у нас сложились более близкие отношения, чем с Аней. Нам было хорошо вместе, вместе гуляли, ходили в кино, ели мороженное. Между нами вроде еще ничего не было, я имею ввиду чувств, глубоких чувств, как между мужчиной и женщиной. Мы были вроде друзья, но я постоянно думал о ней не как о друге, она была для меня нечто больше чем друг. По крайней мере я так думал. Я не показывал ей это, потому что она мне была дорога. Я не хотел ее терять, а зная ее родителей, нетрудно было догадаться, что они могли сделать. Я не хотел, чтобы ей запретили общаться со мной, не хотел что бы ее отправили учиться куда-нибудь в другую страну, не хотел что бы ее лишили чего-нибудь из за меня. В общем боялся и пытался оберегать ее, вот так на расстоянии. Что было у нее в душе, я не знаю, она молчала, но ее глаза говорили об обратном, они горели, завораживали, когда мы виделись. Наверное в ней, было тоже самое, что и во мне.
Их родители были состоятельные люди и готовили их, как сейчас говорят, к высшему свету. У них было все самое лучшее, все самое дорогое. Их возили на машине в школу и на машине забирали. Их круг общения состоял из богатых людей, где им были уже уготовлены потенциальные супруги, из круга общения.
Про меня, Алле ее родители говорили, что я ей не пара, типа «помотросит и бросит» и т.д., и вообще они были категорически против «приезжих», говорили «понаехали тут, проходу от вас нет». Я сначала пытался объяснить им, что я человек такой же как они, что я как они родился вырос и не виноват, что так получилось с развалом страны. Но это был не аргумент для них. Меня порой это забавляло, но иногда это так злило и надоедало, что было охота ее отцу, матери и особенно ее братцу так дать по морде, что бы запомнили.
С Аней все было иначе. Мы с ней так сошлись характерами, что казалось, я знаю ее уже много лет. Только тогда я узнал женскую дружбу, настоящую женскую дружбу. Я не когда думал, что она может быть, но ошибался. Если женщина друг, настоящий друг, то это злобное и коварное существо, которое готово на многое и имеет такое оружие в своем арсенале, аналогов которым нет не в одной спец.службе мира. А вот с ее стороны я чувствовал в свой адрес другой интерес, только она этого не показывала. Но я видел ее глаза когда она на меня смотрела, слышал трепет в нотках ее голоса, все это выдавало ее. Может и у меня конечно было к ней чувство, но оно было где то глубоко и я не показывал этого ей.