— Нет, я их вообще не вижу.
— Это нормально, а воспоминания из прошлой жизни? — Гарисон перьевым «Монбланом» делал пометки на полях.
— Только отрывочные, из детства, как учился в школе.
— Ничего, постепенно память восстановится. В вашем деле записано, что вы хороший ныряльщик, проработали полтора года инструктором по дайвингу на красном море. — Гарисон перевернул очередную страницу.
— Да, возможно, — равнодушно ответил Медведев, внутри ни чего не всколыхнулось. — А чем я еще занимался?
— Выступали в цирке воздушным гимнастом.
— Тогда понятно, почему мое тело все покрыто шрамами, — Костик прикоснулся к рубцу на запястье.
— Психическое самочувствие ваше смотрю хорошее. Проверим теперь рефлексы — встаньте.
Придерживаясь за спинку стула, Костик поднялся на ноги.
— Наклонитесь вперед, в стороны, повернитесь на триста шестьдесят градусов, разведите руки.
Медведев еле поспевал за командами доктора, выполняя их нечетко, смазано с пошатыванием на месте.
— Легкая заторможенность, но она скоро пройдет. Что же Константин, в ближайшее время вас можно выписывать, — Гарисон закрыл дело больного, и отложил папку на край стола.
— Спасибо, только я не знаю, куда мне ехать. — На самом деле, возможность оказаться на свободе ни обрадовала Медведева, а скорее даже напугала. Он действительно не знал, как с ней распорядится.
В это время постучались в дверь, и в кабинет вошел санитар, который привел Костика сюда. Он склонился над медсестрой и прошептал ей что-то на ухо. Мулатка в свою очередь тем же образом передала информацию Гарисону.
— Как, и этот, тоже? — удивленные брови доктора взлетели вверх. — Они что издеваются! Ну распустились, распоясались, я им покажу! — раздавив в пепельнице не выкуренную еще и на половину сигару, Гарисон жестикулируя руками, пошел в соседнее помещение.
Медсестра последовала за ним.
В кабинете повисла тишина, а за стеной слышалось сопение и шевеление. Через пять минут Гарисон вышел обратно, он был спокоен как прежде.
— Константин, можете идти и готовьтесь к выписке.
— Еще раз спасибо, — Медведев встал со стула.
— Джули, достань мне дела за прошлый год, — Гарисон отдал распоряжение, вышедшей из смежной комнаты и оправлявшей задранный халат мулатке.
Наконец-то настал этот тревожный и одновременно радостный день, выписки из клиники. Костик прощался со своим единственным другом Антуаном. Тот был вял, апатичен и почти не реагировал на слова Медведева. Три дня назад Антуана посадили на новые таблетки.
— Ты сегодня что-нибудь ел? — Костик вложил в руку друга печенье.
— А оно не отравленное? — Антуан разломил галету пополам. — Я боюсь, что меня здесь убьют.
— Ну, ни придумывай. Вот видишь, я ем и ни чего, — Медведев надкусил печенье.
Подошел санитар.
— Собирайся, тебе пора.
— Да, сейчас, всего минуту, — Костик обнял Антуана, уткнувшись лицом ему в плечо. — Ты поправишься, обязательно, только надо в это верить.
— Галета действительно вкусная, — Антуан толи ни расслышал, толи ни понял смысл медведевской фразы.
От этого у Костика сильно защемило сердце. Он понял, что больше ни когда не увидит этого человека, а если даже и увидит, то Антуан вряд ли его узнает. На глазах навернулись слезы, и Медведев сильнее вжался Антуану в плечо.
— Ты что плачешь? Не надо, я тоже сбегу из этого ада. — На краткий миг Антуан стал прежним, таким, каким он был еще две недели назад.
Размазывая слезы по щекам, Костик заглянул французу в глаза, но в них уже угасала искра разума.
— Прощай, может когда, свидимся, — Медведев трижды расцеловал Антуана в щеки.
— На, съешь, — Антуан протянул Костику половину галеты.
— Нет, это же я тебе дал, вот еще, — Медведев отдал ему весь свой запас галет.
— А они не отравленные? — Антуан принюхался к печенью.
Не в силах, что-либо ответить, Костик показал французу большой палец и, повернувшись, пошел скорым шагом прочь.
За те восемь лет, что Костик провел в психушке, он не накопил практически ни каких вещей. Поэтому к воротам клиники он подошел налегке. На нем были выданные взамен пижамы: буро-зеленые, выцветшие от многочисленных стирок шорты, и едко желтая футболка с надписью «Елисейские поля». Ступни ног защищали, растоптанные, заношенные сандалии, норовившие соскочить при первом же шаге. Как сувенир о психушке, в кармане Медведева лежала металлическая ложка, с выбитым на обратной стороне рукоятки номером тридцать шесть.