– Итак, она будет через пятнадцать минут. Черноволосая устроит? Маленькая, азиатка. Очень стройная,. Бюст? Нет, об этом Яне спрашивал, не знаю. Да. Хорошо? Тогда пока и наслаждайся.
Затем он подошел ко мне. – Я подожду тут и расплачусь. Потом встречаемся в баре. Я исчез со словами: – Мне же все это приснилось, или нет?
Ули и Гайсбауэр прибыли вовремя. Мы уселись в тихом уголке. – Где ваш человек? – спросил меня шеф отдела безопасности. Фредди ухмыльнулся, а я пробормотал: – Он наверху, в своем номере, он, да. как сказать, ну, в общем, он, ну, короче, ему надо еще что-то доделать! Мой партнер прыснул, нагнувшись к бокалу пива. – Молодец, хороший человек, как я слышал, и такой работящий, – похвалил нас Ули. – Да, ну, конечно, нам нечего на него жаловаться. Он хорошо работает, – подтвердил я ему и громко закашлялся. Затем мы снова рассмеялись. Оба коллеги из следственного реферата смотрели нас с удивлением. Поэтому мне пришлось сказать правду. Я подчеркнул, что речь шла о совершенно особом исключении и крайней необходимости.
Но тут смех застрял у нас в горле. Ули сообщил, что при разбирательстве дела Вульфа и его соучастников во время допроса обвиняемых перед судом, были открыто упомянуты наши имена и то, чем мы занимались. Нас как громом ударило. В конце концов БНД пообещала нам полную конфиденциальность нашего секретного расследования, и не только устно, но и в письменном виде. Только при этом условии мы в самом начале согласились участвовать в операции. Фредди молчал, но лицо его прекрасно выражало его настроение.
Потом оба, сами не зная правды, рассказали нам свою сказку. По их словам, наши имена случайно разболтал начальник подразделения 52 D по фамилии Томберг. Но через несколько дней эту версию поправила другая. Судья якобы спросил Томберга, не может ли тот назвать ему для совершенствования тактики допросов наши имена, чтобы столкнуть с ними обвиняемых. Только после этого Томберг назвал наши имена. А осенью 1998 году я услышал, что и эта версия была неверна. Тогда Франк Оффенбах излил мне свою душу и подробно рассказал мне о случившемся. Имена наши суду назвал начальник Пятого отдела (Abteilungsleiter 5, AL 5) Фолькер Фёртч.
Это было не единственной катастрофой, о которой сообщили нам люди из 52-го. Во время нашего отсутствия у нас дома происходили очень странные события. Чтобы не травмировать моего тогдашнего партнера, Я опишу тут только то, что коснулось моей семьи. Сначала моей жене многократно угрожали пот телефону. От нее требовали. чтобы она меня образумила, иначе с ней и с детьми случится что-то ужасное. Видимо, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, неизвестные отравили нашу охотничью собаку. Моя жена нашла бедного зверя, хрипевшего в своей клетке. Только ее решимость и помощь нашего друга-ветеринара спасли псу жизнь. Подотдел 52 тут же назначил охрану для защиты моей семьи.
Теперь мое терпение лопнуло. Последняя искра доверия к этому прогнившему аппарату погасла. Последнюю точку над "i" поставил Ули, сказав в конце разговора, что у доктора Херле нет времени, Чтобы встретиться с нами на следующий день. И русского агента он тоже не хотел видеть. Возможно, он собрался со своей женой отправиться на рынок Виктуалиенмаркт за покупками. У нас это не укладывалось в голове. Ответственный начальник управления не может найти время, чтобы встретиться с самым плодотворным источником БНД.
Единственным, из-за чего мы еще готовы были хоть что-то сделать для фирмы, был наш человек с Востока, который за это время уже уселся у стойки и заказал себе пива. Его мы ни в коем случае не могли разочаровать или тем более, оставить в беде. Кроме того, нам в любом случае нужно было провести встречу, потому что мы уже предупредили аналитиков. Их сотрудник, профессионально занимающийся опросами агентов, ждал нашего звонка.
До поздней ночи мы с Фредди обсуждали сложившуюся ситуацию. Мы изменили наши планы. На следующие дни мы решили устроиться в охотничьем домике, расположенном недалеко от моего дома, чтобы я хотя бы ночи мог проводить с семьей. Там со времени моего отъезда в Румынию многое изменилось. Регулярно мимо проезжали полицейские патрули, полицейские привозили моих детей в школу, отвозили домой, и охраняли на больших переменах. Временами у моего дома в этом маленьком городке топтались до восьми телохранителей, защищавших мою семью. Много недель подряд ни жена, ни дети не могли выйти из дома без сопровождения охранника. Наши условия жизни мгновенно ухудшились, как и наше психическое состояние.
После того, как мы устроили встречу агента с аналитиком, доктор Херле вызвал нас в Мюнхен. Как руководитель 12 А он оставался нашим шефом, хотя после роспуска филиала в Нюрнберге нас переместили на новое место внутри отдела. Доктор Херле хотел отдельно поговорить с Фредди и со мной. Мы отказались. Мы уже чувствовали ледяной ветер, который с самого начала окружал нас в Мюнхене. Последние события еще больше укрепили наше недоверие. Наша первая беседа в Центре запомнилась нам навсегда.
Без долгих проволочек Херле вытащил кота из мешка, потребовал нашего перевода в Мюнхен и постоянного присутствия в Центре. Тот факт, что нашим семьям угрожали, и они находились под охраной, не имел для него никакого значения. Следующее указание касалось нашей агентурной сети. Нам следовало переработать все наши отчеты за последние пять лет. Херле хотел, чтобы ему в прозрачной форме предоставили настоящие данные о личности наших информаторах. Агентурные досье, упрекнул он нас. не содержат в этой связи достаточных сведений. Чтобы обосновать свое требование, он забросал нас номерами циркуляров и параграфами инструкций.
Мы рассматривали это как часть карательной акции против нас. На нас, очевидно обиделись за то, что мы сотрудничали с нашей внутренней службой безопасности. Херле сам подсказал нам решение. Когда он закончил свою проповедь, полную мероприятий и руководящих указаний, то посмотрел мне прямо в глаза и сказал: – Господин Даннау, я надеюсь, вы все поняли. Нам просто не нужны тут те, кто гадит в нашем доме. Не боритесь против системы. Боритесь вместе с ней! Почему мы, собственно, осложняем тут всем жизнь? Я вам очень благодарен за вашу работу. Но почему именно вы всегда плывете против течения? Подумайте-ка над этим.
Мой ответ был кратким и недвусмысленным: – По течению плывет только дохлая рыба! Херле покраснел как помидор и хлопнул ладонью по столу: – Теперь нужно будет делать так, как я сказал. Если нет, то вам придется туго. Я схватил Фредди, уже готового взорваться, и вытащил его из кабинета. В бешенстве мы спустились на лифте на нижний этаж дома 109.
Фредди пошел в отдел безопасности, я к заместителю начальника 12-го подотдела Вольберту Смидту. Худой спец по агентурной разведке с аурой советского комиссара встретил меня с вымученной любезностью. Потом и он начал свою речь. Сначала он поблагодарил меня за мою самоотверженную работу. Он похвалил увлеченность и инициативность нашей команды и высоко оценил наши успехи. Я постоянно спрашивал себя, к чему он клонит. Когда же, наконец, он перейдет к делу? В моем представлении над ним как бы навис большой вопросительный знак. И тут, в конце концов, взорвалась бомба. Я ждал многого, но не этого.
Нужно скрыть "государственную измену"
Говоря "кухонным" языком, Херле отбил нас, как мясо, чтобы мы стали мягче, а Смидт должен был теперь довести дело до конца, положив нас на сковородку. Мои личные проблемы, угрозы дома, он обо всем этом очень сожалеет, но, увы, тут он ничем не может помочь. Тут он бессилен. – Но знаете, господин Даннау, что меня угнетает? – лицемерно спросил он, – Нюрнбергское дело (процесс Гассинга, Вульфа. Эрнста – прим. авт.) и весь связанный с ним стресс принесли нам всем много хлопот. Знаете, вам нужно подумать по поводу ваших показаний в Карлсруэ. Это же и вам доставит проблемы. Вы понимаете? Ведь это же всегда только вопрос, в каких словах это представить. Могли бы вы подумать над тем, чтобы несколько изменить ваши прежние описания и изобразить, так сказать, эту же картину в боле мягких тонах?