С этими знаниями и с результатами своей экспертизы мужественный Томберг направился к своему начальнику отдела Фёртчу и представил ему эти результаты. "Серый кардинал" Службы отреагировал невероятно круто и потребовал перерода неудобного Томберга на другую должность. Так и случилось. Никто из сотрудников не понимало реакцию Фёртча, ведь он был не молодым горячим сорви головой, а седым ветераном, служившим в БНД с 1957 года. Если совесть Фёртча была чиста, то он как раз должен был бы инициировать расследование, чтобы узнать правду и отвести от себя все подозрения. Вместо этого, Томберга перевели в другой отдел – любимый метод, чтобы избавиться от критиков внутри Службы.
То, что я узнал об этих событиях, вполне совпадало с тем, что пережили и мы с Фредди, а именно, что Фёртч очень опасался честного профессионального рассмотрения вопроса. В щекотливых ситуациях он всегда использовал свое влияние и контакты в аппарате. Внутри Службы у него было много близких знакомых на важных постах. Во время одного обсуждения в следственном реферате один сотрудник проронил фразу: – Тут точно шурин был замешан! На мой вопрос о смысле этих слов, мне открыли то, что все остальные уже давно знали. Доктор Херле был родственником Фёртча.
Когда у уволился из Службы, мне в руки попала резолюция уполномоченного по оперативной безопасности Мёдлинга, где от руки было написано:
_"Господин Ульбауэр, 52 D, вечером 12.03.96 встретился с Тойбнером/Даннау и "конфисковал" у них отчет об их последней встрече с "Рюбецалем".. С того времени начальник управления доктор Херле провел несколько бесед с Пятым отделом, в том числе с Ульбауэром и начальником Пятого отдела, называя такой поступок неприемлемым. Подключен начальник 12-го подотдела. Начальник Пятого отдела (Фёртч) принял решение о том, что начальник управления доктор Херле должен быть проинформирован в полном объеме и получить все доклады о встрече"._
После ухода из Службы мой партнер и я вывели затем следующий тезис: за враждебным отношением Херле стоял совсем другой человек, а именно Фёртч. На рубеже 1995 и 1996 годов мы заметили изменения в поведении Херле по отношению к нам. Это началось вскоре после того, как я встретился с президентом Порцнером. К этому времени сведения о предателе в БНД тоже становились все конкретнее. Но Фёртч не мог точно знать, откуда они исходят. Херле "отключал" одного важного агента за другим. В важных случаях он даже срывал встречи. Если это не удавалось, то он пытался перевербовать агентов за нашей спиной.
Мы, два "свободных художника из Берлина" внезапно получили в свои руки очень взрывоопасную информацию, которая могла бы навредить предателю. У нас уже не было стимула доверять хоть кому-либо в Службе. На первом месте для нас была защита источника. К этому добавился тот факт, что намеки на вражеского шпиона внутри Службы накапливались. К этому времени очень участились и упреки нашей команды в возможных некорректных действиях, исходящие от Херле. У нас было подозрение, что кто-то хочет представить нас людьми, недостойными доверия.
Одновременно с началом операции "Козак-3" к нам поступило так называемое "сообщение о пятом". Источник сообщал, что "ФСБ известно все, после того как последний из пяти заместителей БНД, который хорошо знаком с первым заместителем ФСБ, передал все". Это донесение взорвалось как бомба. Тот, кто читал его в оригинале, заметил бы, что у русских начальники отделов всегда назывались заместителями руководителя, и именно в порядке нумерации отделов. В данном случае "пятый заместитель" означает "начальник Пятого отдела БНД".
Воздухе повисло тяжелое подозрение. Начальник 52-го подотдела Вильгельм проинформировал об этом президента БНД Гайгера 13 марта 1997 года. Он попросил его о личном разговоре наедине. Но из разошедшихся из окружения слухов Фёртч в тот же день тоже узнал о новой сложившейся ситуации. Тем же утром Фёртч вызвал к себе своего начальника подотдела Вильгельма. Вопрос звучал так, знает ли он (Вильгельм), что-то такое, чего не знает Фёртч. После этого Вильгельм рассказал ему о "сообщении о заместителях" и о своей встрече с президентом.
Фёртч реагировал несдержанно и потребовал немедленно убрать из его отдела Вильгельма. Объяснил он это свое требование тем, что у них нарушились доверительные отношения. Его просьбу не исполнили. Но после этого по отделу поползли слухи, имеющие целью выставить Вильгельма в виде некомпетентного работника, которому нельзя доверять.
С этого времени, как рассказывала одна сотрудница из окружения начальника Пятого отдела, Фёртч совершенно изменился. Люди, знавшие его годами, сообщали о необычайной нервозности. Он много раз брал к себе оперативное досье "Рюбецаля", изучал его и копировал содержание некоторых сообщений, в том числе "информацию о заместителях". Эту бумагу, как он сам говорил, он показывал даже в Ведомстве федерального канцлера. Но этим Фёртч достиг только того, что его громко высмеяли. Действия этого опытного руководителя с каждыми днем становились все более странными.
События развивались драматично. Через короткое время агентурные сообщения подтвердили, что о внутренней контрразведывательной операции БНД стало известно в Москве. Уже 28 февраля 1997 года президент БНД сообщил в Берне, что его коллегам из швейцарской разведки известно, что русские знают о запланированной совместной операции БНД и швейцарской контрразведывательной службы. При этом речь могла идти только о двух операциях. Одной из них была вербовочная операция в начальной фазе.
Второй была встреча с "Рюбецалем", которая как раз и должна была пройти в Швейцарии. До этого команда Ульбауэра попросила швейцарцев о помощи по делу "Козак-3". Теперь швейцарцы отреагировали очень раздраженно, потому что Москва обо всем успела узнать. Когда Фёртч 17 марта 1997 года был проинформирован об этом, то отреагировал мгновенно. Он потребовал узнать у швейцарской разведки точные данные об агенте в Москве. У наших коллег из отдела безопасности такое поведение вызвало непонимание и одновременно попытки отгадать загадку.
Арест "поддельного" "Рюбецаля"
25 марта 1997 года Фредди и я поехали в Эмден в Восточной Фризии, чтобы найти одного старого агента "Стэй-бихайнд". Это был холодный, но ясный день. Во время прогулки в порту внезапно зазвонил мой мобильный телефон. На том конце провода был "Рюбецаль". Он как раз был вне России и потому мог сравнительно беспрепятственно звонить. То, что он мне рассказал, было настолько удивительным, что у меня перехватило дыхание. Связь была довольно плохой, потому я попросил его перезвонить мне, ведь я должен был еще все обсудить с моим партнером. Фредди уже догадался по моей реакции, что случилось что-то очень важное.
Я сразу перешел к делу: – "Рюбецаля" арестовали русские! Фредди остановился как вкопанный. – Арестовали? Но ты же только что с ним разговаривал по телефону. Они арестовали его и разрешили позвонить тебе из тюрьмы?! Ты шутишь? – Да, знаешь, если сказать точнее, они арестовали не того "Рюбецаля", а нашего бумажного "Рюбецаля". Они арестовали Ларри и допрашивали его. Фредди побледнел как мел. – Вот дела – невероятно! Это же бомба! Итак, они схватили "поддельного". Я скоро тут чокнусь. Нашему "Рюбецалю" явно повезло.
Случилось следующее. Когда мы регистрировали нашего агента в БНД, то написали в оперативном досье ненастоящую фамилию. Из-за слишком любопытных американских партнеров мы поступали так или примерно так со всеми нашими разведывательными связями. Когда нас позднее перевели в Нюрнберг, а потом в Мюнхен, мы ничего не изменили в этой процедуре, потому что у нас уже было много сведений о возможной утечке из БНД. Многочисленные источники из ЗГВ, которых вели другие агентуристы, за это время уже были арестованы. Судьба некоторых из них неизвестна.
Например, произошли провалы таких агентов: "Ладога", агентурный номер 076970 и "Альф", 078176 (оба – источники из ЗГВ). Русские арестовали агентов "Прибрежный туман", 077848 и "Муравьед", 076072, а в начале 1997 года также важного агента "Базар", 078178. Кроме них, было еще не менее десяти других агентов, все настоящие имена которых были, согласно установленному порядку, внесены в оперативные досье.