Ганс Дитхард дополнил, тоже на хорошем немецком языке: – Мы думаем, они захотят вывезти их из бывшей ГДР очень быстро. По крайней мере, есть признаки, указывающие на это. Мы уже делали вашим запрос в Мюнхене, но там, кажется, знают еще меньше, чем мы. Честно говоря, похоже, они не особо этим и интересуются. При этих словах американцы многозначительно переглянулись.
Теперь пришло время открыто поговорить с Арнштайном. Для этого мы вернулись в его комнату на верхнем этаже. – Мы здесь на передовом посту, о котором уже забыли, и еще до того, как он начал по-настоящему работать. В Мюнхене все спокойно спят. Они ни о чем там не заботятся. Через пару недель они хотят сформулировать служебные обязанности для 12 YA. Пока они дойдут до конца, русские будут уже очень далеко. Ты знаешь, что в Пуллахе даже нет вышестоящего отдела, который занимался бы нами? Гассинг выпрашивает у американцев каждую шариковую ручку, потому что наше снабжение ничего нам не дает.
Вот такая ситуация. В Центре в Мюнхене, очевидно, никто не хотел отправляться в Берлин, потому что тут пришлось бы заниматься настоящей опасной работой. Гассингу пришлось в Пуллахе бегать от одного бюрократа к другому, чтобы вообще что-то сдвинуть с места. Из Первого отдела, занимавшегося агентурной разведкой, который должен было бы быть больше всех заинтересован, не было никаких ответов. Потому вся ответственность за 12 YA взвалилась на плечи одного неопытного в оперативных делах майора. С ответственностью на него переложили и риск в случае провала. Нас предоставили самих себе.
Похоже, точно так же никого там не интересовало, что мы тут работали в теснейшем контакте с иностранной разведслужбой. Если коллега из БНД должен был лететь в Вашингтон для встречи с нашими партнерами из ЦРУ, то его специально готовили дома, обучая всем вопросам безопасности и объясняя правила поведения с иностранными союзниками. Иногда такая тренировка длилась дольше самой командировки. А тут нам приходилось самим стараться в одно время и не опозориться перед американскими коллегами и не оказаться подставленными ими. Открыть глаза – и вперед!
Герт принес скрученную военную карту бывшей ГДР и разложил ее на письменном столе. На углы он положил пепельницу, дырокол и две книги. Одна из книг имела символичное название "Солдат в государстве и в обществе". У Герта вырвалось: – Вот, я всегда знал, что и эта макулатура нам хоть в чем-то да пригодится. Потом он замурлыкал свою любимую песенку, которую я знал еще с ранних лет работы в БНД. Она начиналась так: "Раньше мы были коммунисты, центр и СДПГ – сегодня мы все антифашисты, слава богу на небесах!"
Немного растерянно мы смотрели на карту. Она была от американцев, конечно, потому что наши аналитики в Пуллахе не хотели давать нам никакой информации, ссылаясь на защиту источников. Большинство ядерных ракет дислоцировалось на юге ГДР. Как же их будут вывозить? Самолетом? Нет, точно нет. Слишком рискованно. Поездами или на тягачах через Польшу? – Возможно, – заметил я. – Нам нужно найти в Мюнхене кого-нибудь, чтобы спросить.
Мы решили найти Гассинга. Его бюро было этажом ниже. По пути мы встретили нашу секретаршу. Она была милой и приятной в общении очаровательной дамой средних лет. Пошептавшись с Гертом, она принесла нам кофе. Потом она попросила нас помочь выгрузить закупленные канцелярские товары. – Но, – сказала она нам, – до сих пор никто не знает, кто за все это заплатит. Шеф скоро снова поедет в Мюнхен и постарается еще раз выбить для нас хоть какой-то бюджет. Иначе ничего не будет.
Мы попросили Гассинга о контакте с компетентными аналитиками в Пуллахе. Он взял телефон и позвонил в Пуллах. Чуть позже он печально вздохнул. – Уже половина четвертого, потому никого из ответственных персон на месте уже нет. Все смылись – понимаете?
Меня это все "достало" еще до того, как началось. – Мы будем внизу у американцев, – буркнул я и вышел. Герт последовал за мной с вопрошающим взглядом. – Что ты задумал? – Импровизировать! Дай мне хотя бы начать.
Путь атомных боеголовок
Ганс Дитхард открыл дверь и глядел на нас с любопытством. – Мы знаем, как и когда русские вывезут свои ракетные боеголовки. Я, наверное, говорил убедительно, потому что через несколько минут вся команда американской военной разведки РУМО (DIA) собралась вокруг карты и напряженно смотрела на меня. Герт вращал глазами, как будто готовясь упасть в обморок. Он не сказал ни слова.
– Господа, вывоз начнется на следующей неделе. Я уверен, что вывозить будут сначала по железной дороге, а потом морем. Предполагаю, на корабли будут их грузить в порту Мукран на острове Рюген или в Ростоке. Я предполагаю – Мукран. Герт отрешенно смотрел в потолок и что-то тихо насвистывал.
Марк Хэндридж попросил минутку терпения и спустя несколько секунд вернулся вместе с полковником Дего. Потом он повторил своему шефу все, что я только что сказал. Дего с видом знатока кивнул: – Норберт, хорошая работа, она совпадает с нашими сведениями. Поляки не разрешили перевозить атомные боеголовки через свою территорию. Это сообщение пришло к нам всего пару часов назад. Прав на перелет тоже нет. В том числе и через Чехословакию. Вы мне скажете, откуда вы все это узнали? Я пожал плечами и улыбнулся со всезнающим видом.
– Полковник Дего, нам нужны измерительные приборы и персонал, – обратился я к начальнику американцев. – Через 24 часа все будет во Франкфурте-на-Майне, – ответил тот так же кратко, – нужно вам еще что-то согласовать с Пуллахом? Тут из своего угла откликнулся Герт: – Нет, не нужно, достаточно сказать Гассингу. Но все в порядке. В Пуллахе уже закончился рабочий день.
Прошло уже много времени, после того как мы покинули подвал, а там все еще раздавался громкий смех. Неужто американцы подумали, что мы шутили?
Но теперь Герт принялся меня расспрашивать: – Ну, откуда ты все это узнал? Ты так просто пришел к этим янки, как будто тебя полностью проинформировали. Честно говоря, я вообще ничего не знал. Стресс, давление времени, которое приготовили нам американцы, принудили меня просто подумать над теми сведениями, которые они нам сообщили до того. Я, в общем, блефовал. Злость на дилетантов в Пуллахе придала мне мужества.
И, в конечном счете, это принесло мне уважение наших партнеров. В связи с этим мы узнали еще кое-что. Американцы хотели сотрудничать с нами, но сами были очень сдержаны, скрывая те сведения, которые узнали сами. Лишь когда они поверили, что мы знаем то же, что и они, они подтвердили все. Так они работали с нами все время и в дальнейшем.
Теперь как раз пришло время готовить нашу трудную миссию. Нам нужно было заняться Группой советских войск в Германии, которая теперь называлась Западной группой войск, сокращенно ЗГВ. Речь шла о самой мощной военной группировке развалившейся сверхдержавы, которая после возвращения домой должна стать основой российской армии. Хотя эти войска вроде бы считались элитой, на самом деле за все четыре года работы против них мы всегда сталкивались с армией разлагающейся, на стадии самоликвидации. В этом смысле с ней происходило то же самое, что и со всеми прочими остатками "славного Советского Союза".
В своих мемуарах последний главнокомандующий ЗГВ генерал-полковник Матвей Бурлаков перечисляет численный состав своих войск к моменту начала вывода: 546200 мужчин и женщин, из них 337800 военнослужащих, 4197 танков, 11500 БМП, БТР и прочих бронемашин, 3716 артиллерийских орудий и свыше 2,5 миллионов тонн различных материалов, четверть из которых составляли боеприпасы. Кроме того, 623 самолета, 615 вертолетов и почти сто тысяч машин. Русские вполне официально пользовались на Востоке свыше полутора тысячами земельных участков общей площадью 290 тысяч гектаров, при необходимости им была бы предоставлена дополнительно площадь вдвое, а то и втрое больше. Они образовывали государство в государстве, как правило, не подчиняясь законам и правилам ГДР. Большая часть контактов между немцами и русскими проходила лишь на высшем политическом и военном уровнях.
Маленькое воспоминание. В ноябре 1989 года пала Берлинская стена, и уже в январе 1990 года все говорили о возможности быстрого воссоединения. Начался процесс объединения, а вместе с ним и попытки "обрезать пуповину", связывающую Германию с державами-победительницами. "Два плюс четыре" – так звучала формула переговоров между немцами и странами, державшими на немецкой территории свои оккупационные войска. На различных уровнях представители всех шести государств встречались неоднократно в течение 1990 года.