Но это не только представляло собой опасность для наших агентов, но мы рисковали еще и тем, что их перевербуют на себя наши американские друзья. Наши источники могли бы стать объектом давления и шантажа для американской разведки. Несомненно, в таком случае американцы бы точно знали, кто и что поставляет. Я мог только покачать головой по поводу такой наглости. Но еще больше я злился на нашего нового уполномоченного по оперативной безопасности, который, собственно, как раз и прилетел из Мюнхена, чтобы обеспечить безопасность наших источников.
– Ничего. – внушал я Фредди. – ни одно настоящее имя сюда не попадет, ни в сопроводительный формуляр, ни в оперативные досье. Я не стану убийцей. Мы там вербуем людей, которые нам доверяют. Наши результаты превосходны. Мы тратим на все это меньше денег, чем все остальные. Потому они получат от меня настоящие фамилии только в том случае. когда я буду абсолютно уверен, что они смогут с ними правильно обращаться. Вот и все! Точка!
Фредди должен был еще "переработать на колбасу", как он выражался, десять отдельных донесений от "Мюнхгаузена". Их уже видели в Мюнхене, и теперь мы могли нашим привычным путем передать их американцам. Итак, я начал диктовать Фредди данные для сопроводительных формуляров. В них теперь попадало все, что я смог вспомнить из звучных русских фамилий. Что мне взбрело в голову, то мы и вписывали в формуляры, от Горбачева и Шеварднадзе до Толстого и Пастернака. Меня это все так "достало", что я припомнил даже Иосифа Сталина и некоего Григория Распутина. Услышав последнюю фамилию, Фредди недоверчиво спросил: – Неужели на самом деле писать Распутина? – Пиши, пиши и его. Они ведь не хотят по-другому. Не бойся, я лично передам донесения в руки "Шнауцеру".
Через пятнадцать минут мы вышли из кабинета. Фредди отправился к кассе, а я к заместителю по оперативной безопасности. Я бросил ему на стол пачку донесений. Он быстро пролистал бумаги и поднял взгляд с видом триумфатора: – Ну вот. Можно же так. В точку! "В точку!" он говорил всегда, когда думал, что нашел самый "железный" аргумент. Порой он пользовался этим словом и тогда, когда никто из нас не мог понять, что именно он имел в виду. Это все время приводило к его раздражению, на которое мы реагировали пожиманием плечами.
"Шнауцер" любил хвастаться своими источниками в Восточном блоке. Как только он начинал говорить на эту тему, приходило время сматываться. Мы уже к тому времени знали – в БНД никакой секрет не хранится долго – что в начале восьмидесятых он вел всего одного агента. Речь, вроде бы, шла о почтальоне из Будапешта, который раз в год информировал его об актуальном экономическом положении в Венгрии. Но это, конечно, могло быть и целенаправленной дезинформацией из Центра.
В любом случае, мы в тот вечер и словом не обмолвились об "Уленшпигеле". Этому суждено было случиться только через несколько недель. Переданный им материал Фредди отвез в Мюнхен. Уже через день мне позвонил один из аналитиков. У него не хватало слов, чтобы выразить свой восторг. Документы были просто сенсационными. Если так пойдет и дальше, то разведслужбы партнеров будут в этой сфере зависеть от нас. Это было хорошо. Бальзам на душу.
Этой весной мы встречались с "Уленшпигелем" несколько раз, чтобы получить как можно больше информации и укрепить с ним личный контакт. Чтобы ему было легче передвигаться, мы купили ему машину. В Потсдаме, где дислоцировалась его часть, мы запарковали ее на одной из боковых улиц. Машина служила "мертвым почтовым ящиком", но порой он выезжал на ней на встречи с нами. Красный "Гольф" нами нигде не упоминался, ни в одном отчете и ни в одном разговоре.
Мы боялись, что американцы могут благодаря этому автомобилю обходными путями выйти на настоящее имя "Уленшпигеля". Нас и так уже беспокоило, что американцы Марк и Ганс больше не отводили нас в сторону, когда мы бывали в доме на Фёренвег. Еще мы заметили, что они всегда звонили нам как раз тогда, когда мы были в дороге к одному из наших агентов. Это нас очень тревожило и привело к тому, что мы все больше и больше скрывали наши источники и данные о встречах с ними.
Нам доставляло хлопот и еще одно обстоятельство. И "Уленшпигель", и "Мюнхгаузен" с самого начала в расплывчатых словах намекали на то, что у КГБ в БНД может быть "крот". Именно "Ули" все время просил нас быть очень осторожными с данными об его личности, потому что, попади они в досье БНД, он не будет уверен в своей безопасности. Что же на самом деле за всем этим крылось? Мы тщательно собирали каждое упоминание, любой намек, все, что могло подкрепить это подозрение. Для этого Фредди специально купил блокнот, в который мы записывали все после каждой встречи. Мы записывали, что нам рассказывали источники умышленно или отвечали на наши вопросы, все как бы между делом сделанные замечания и брошенные походя фразы.
С течением времени нам стало ясно: у "Уленшпигеля" был какой-то доступ к этой очень чувствительной и конфиденциальной сфере, если не прямой, то опосредованный. Да он и сам не долго скрывал это. Он назвал имя одного офицера, который, как он дал нам понять, имеет доступ к российской разведке. Был ли этот человек сам офицером внешней разведки бывшего КГБ или разведчиком военной разведки ГРУ? Торговал ли этот человек информацией, или нас намеренно уводили на ложный путь? Это надолго оставалось для нас тайной. Но это был как бы вызов нам. Мы как раз решили выйти на это связующее звено с российскими разведывательными службами.
"Уленшпигель", наконец, решился нам помочь, хотя этот путь и был полон препятствий.
Работа источника "Уленшпигель" протекала великолепно. Через полгода им интересовались уже не только аналитики Третьего отдела, но и проныры из Первого отдела (агентурная разведка). Уже существование агента "Мюнхгаузена" их ошеломило. Теперь была вторая "хлопушка" того же рода, как выразился один из мюнхенских шефов.
Неожиданно нас стали охотно приглашать в Пуллах. С любопытством нас расспрашивали ответственные лица и многие другие, которым, собственно, не должно было быть до всего этого никакого дела. Вот небольшая хронологическая выборка комментариев ответственных лиц в Первом отделе, в виде заметок на полях заявок на оперативные расходы и на рапортах об агентурных контактах и встречах:
14 декабря 1993 года – "первоклассный внутренний источник с самым лучшим доступом".
17 ноября 1994 года – "поток донесений выше среднего".
4 апреля 1995 года – "самая лучшая информация по нынешнему кризису".
22 апреля 1995 год а – "33 НВ более чем доволен".
20 декабря 1995 года – "на данный момент самое лучшее, что у нас есть".
8 января 1996 года – "он один из самых лучших наших источников".
29 января 1996 года – "нам нужно взять в отдел переводчика, который занимался бы только "Уленшпигелем".
2 февраля 1996 года – "Уленшпигель" бесценен, самый важный источник в очень чувствительной сфере".
Нам и во сне не могло присниться, что мы завербуем информатора, который сможет обогнать нашего "Мюнхгаузена". Но "Уленшпигель", агентурный "фау-номер" 077834, превзошел все, что было до него.
Фирма прикрытия
Осенью 1993 года нас отделяло лишь немного месяцев от окончания вывода ЗГВ. Фредди и я за полтора года завербовали шесть внутренних источников, каждый из которых превосходил средний уровень агентов БНД. Почти все они уже действовали в своих странах, куда вернулись после вывода войск из Германии. Берлинское бюро – мы уже избегали его, как чумы – было для нас бельмом на глазу. Нам нужно было найти альтернативу, которая удовлетворяла бы требованиям наших связей на Востоке. В мюнхенском Центре каждый оперативник-агентурист, ведущий хотя бы одного посредственного агента, имел так называемое бюро прикрытия. Наши коллеги содержали туристические фирмы, страховые компании, агентства по продаже недвижимости, журналистские прикрытия и многое другое. Мы раздумывали над тем, как без обычных для Службы гигантских чрезмерных расходов можно достичь той же цели. Нам тоже была нужна фирма прикрытия.