Я, естественно, был очень взволнован предстоящей встречей с поэтом, которым продолжал и в те годы, спустя тринадцать лет после первого знакомства с его поэзией живо интересоваться: пытался прочитывать все, что публиковалось под его фамилией, приобретал его книжки, которые, между прочим, становилось все труднее открыто покупать в магазине, их порой уже приходилось д о с т а в а т ь «по блату», хотя они и выходили все чаще и все большими тиражами. Правда, я стал столь же активно интересоваться и всем кругом этих молодых современных поэтов и писателей, громко заявивших о себе в годы «оттепели» — мне тогда очень нравились и Белла Ахмадулина, и Роберт Рождественский, и Булат Окуджава, и Василий Аксенов, и Анатолий Гладилин, и Владимир Войнович, и Фазиль Искандер, и Борис Балтер, и многие еще из поколения шестидесятников, но особенно как-то «прикипел» я тогда к Андрею Вознесенскому. И все же Евтушенко, не только как лирический поэт, но и как отважный и непредсказуемый, подчас скандальный и нелогичный публицист (а к тому времени уже успели прогреметь и его «Бабий Яр», и «Наследники Сталина», и «Братская ГЭС»… и др.), и как прозаик, и как общественный деятель, продолжал меня сильно интересовать. Поэтому — какой разговор!? — конечно, мчусь к метро «Речной вокзал», в квартиру Ларисы Белой.
В назначенный час звоню в квартиру, открывают мне раскрасневшиеся от суетных приготовлений хозяйка дома и её подруга (и моя хорошая знакомая) Марина Роговская, тогда уже, впрочем, Марианна Евгеньевна, директор Литературного музея, филолог, специалист по Чехову, известная московская красавица, тогда еще жена удачливого военного дипломата-разведчика и мать их сына. Она уже давно была знакома с Евтушенко, который одно время, как говорили в Москве, был в нее влюблен… Марина с удовольствием вращалась в кругу модных тогда поэтов и писателей, пользовалась там большим успехом. Уже потом, примерно года через два после описываемых событий, Евгений познакомит ее со своим другом и замечательным поэтом Владимиром Соколовым, который станет, так уж потом случилось, на всю свою оставшуюся жизнь — вплоть до своей кончины 24 января 1997 года — вторым мужем Марианны. А она — его Музой, которой он и посвятит свой последний сборник стихов, так и названный «Стихи Марианне». Но все это будет впоследствии, а в тот летний вечер 1969-го мы втроем в квартирке на «Речном вокзале» с понятным волнением ждали прихода двух знаменитых поэтов.
Которые, однако, здорово задерживались. Как потом оказалось, возвращались после футбольного матча из Лужников. Не прошло и часа, как раздался долгожданный звонок в дверь, и в квартиру шумно и весело ввалились двое знаменитых на всю страну мужчин-поэтов, держа в обеих руках несколько бутылок шампанского. Они отдали часть бутылок хозяйке, остальные пронесли в большую комнату, где поставили на уже давно накрытый стол, с трудом уместив их среди множества приготовленных закусок. Старший товарищ Евтушенко Михаил Кузьмич Луконин (50-летний поэт-фронтовик, член Правления московской писательской организации) скромно устроился за столом на диване, рядом с ним сел и Евгений, впрочем, чем-то очень возбужденный. Может, прошедшим футболом?.. Перед этим мы с Ларисой перезнакомились с пришедшими. Марина была уже ранее знакома с обоими литераторами. Возникло на некоторое время неловкое молчание. Но ненадолго: Евтушенко вдруг встал со своего дивана и, обведя глазами стол с закусками, обратился к хозяйке:
— Лариса, скажите, а у вас нет ничего поесть… ну… посолиднее? Я страшно голоден.
Хозяйка Лариса смутилась чуть-чуть, покраснела, засуетилась, я вижу, немного растерялась, но потом сказала смущенно:
— Ну… Евгений Александрович, если хотите, остался суп и в нем кусок мяса…
— С у п о в о е мясо?! — как-то неожиданно радостно вскричал Евтушенко. — Так это же как раз то, что надо! С у — п о в о е мясо! Обожаю с у п о в о е мясо! Давайте, Лариса, ваше с у п о в о е мясо!
Лариса побежала на кухню, налила в глубокую тарелку остатки супа с довольно крупным куском отваренного в супе мяса. И поставила эту тарелку перед Евтушенко. Потом обратилась к его другу:
— А вы, Михаил Кузьмич, может, тоже хотите что-нибудь поесть?
— Нет-нет, — улыбнулся старший друг Луконин. — Ему больше надо, он молодой, растет. А я не хочу, мне достаточно того, что на столе. Спасибо, Лариса, не беспокойтесь.