Смотрю, приближается к гардеробу известный белорусский писатель Алесь Адамович (ныне, к несчастью, покойный). Подходит, раздевается, слышит мои стенания о пропаже. Интересуется по-писательски:
— А что, дорогая шапка, что ли?
— Да нет, — говорю, — так себе, обычная, ничего особенного. Да вот, кстати, такая же, как на вас.
— Нет-нет, это моя, — и ушёл от греха подальше…
Тут я вдруг увидел идущего к гардеробу известного борца с «кремлёвской мафией», знаменитого следователя по особо важным делам Тельмана Гдляна… Вот уж, думаю, удача так удача. Говорю ему, поздоровавшись:
— Тельман Хоренович, у меня к вам как раз особо важное дело: шапка у меня пропала…
— Как, то есть, пропала? — смотрит на меня по-следовательски, прищурившись строго. — Украли, что ли?
— Ну… я не могу так категорически утверждать… В общем, была — и нету.
— Та-ак, я-а-а-асно. Значит, всё-таки украли. Украли шапку. У советского журналиста…
Чувствую, он уже начинает крутить в голове какую-то версию. Вынашивает что-то явно.
— И что, говорите, прямо здесь вот украли? Во Дворце Съездов?
— Да, Тельман Хоренович, именно здесь, во Дворце Съездов, она и пропала, вчера…
— В Кремле?! — следователь уточняет детали.
— В Кремле, именно…
— Ну, правильно — я же всегда говорил: кремлёвская мафия!..
Михаил Горбачёв: «„Крокодил“ — мой любимый журнал!», или Как я обманул охрану Горбачева
Ну, «обманул» — это, конечно, слишком громко сказано. Просто слегка притупил ее бдительность.
Было это на самом первом съезде народных депутатов России, в мае 1990 года. Как раз в эти дни наши народные заступники должны были избрать председателя Верховного Совета новой России. Все складывалось так, что им должен был стать недавний партийный раскольник и смутьян, а по совместительству тогдашний народный любимец Борис Ельцин. Естественно, вся партийно-правительственная верхушка тогда еще существовавшего Советского Союза отчаянно не желала такого исхода российских выборов. Кому ж нужен был во главе будущего парламента России неуправляемый Ельцин. И уж меньше всего, ясное дело, его главному политическому и человеческому противнику — президенту СССР Михаилу Горбачеву. Посему в ход были пущены все союзно-коммунистические силы и средства для воспрепятствования нежелательного исхода выборов в российском Верховном Совете: предварительно и неоднократно, поодиночке и целыми группами и фракциями в Центральный Комитет КПСС на Старую площадь вызывались российские депутаты — коммунисты, которых партбонзы всячески консультировали, а точнее — элементарно натаскивали, как «правильно» себя вести при голосовании в Верховном Совете России; на ряд потенциальных противников Ельцина, представлявших регионы, действовали испытанным партийным методом «кнута и пряника» — кого обещали повысить в должности, кого — премировать заграницей, кого умасливали алкаемым переводом в столицу и устройством на теплое местечко, а кому и откровенно грозили крупными неприятностями… (Забегая вперед, скажу, что ничего не вышло у кремлевской верхушки с ее ставленником на пост лидера российского Верховного Совета А. Власовым и методами давления на избирателей: 29 мая 1990 года, хотя и с третьего голосования, депутаты большинством голосов избрали-таки председателем Верховного Совета РСФСР Бориса Ельцина).
В первый день этого исторического съезда РСФСР (тогда Российская Федерация еще так именовалась) в зал Кремлевского дворца, где он проходил, прибыло в полном составе все тогдашнее союзное руководство: за два месяца до этого принявший присягу в качестве президента СССР Михаил ГОРБАЧЕВ, премьер-министр Николай Рыжков, председатель Верховного Совета СССР, спикер-поэт Анатолий Лукьянов, секретари ЦК КПСС, зампреды премьера, министры, прочая высокопоставленная свита… И, конечно, небывалое число аккредитованной при съезде пишущей и снимающей корреспондентской братии — как нашей отечественной, столичной и региональной, так и многочисленной зарубежной.
В перерыве пленарного заседания Горбачев в сопровождении соратников и свиты вышел из дверей своей ложи, и вся его команда — свита и непременная охрана — направилась по коридору в фойе. Где президента, само собой, уже поджидала «падкая на сенсации» и «жаждавшая крови» журналистская братия, вооруженная до зубов фотоаппаратами со вспышкой, кинокамерами, микрофонами, диктофонами и даже, это в основном иностранные корреспонденты, портативно складывающимися лестницами-стремянками… Мгновенно еще только на приближавшегося президента СССР обрушился со всех сторон беспорядочный град вопросов, к нему потянулись сразу несколько микрофонов на длинных выдвижных штативах. Поначалу Горбачев воспринимал вопросы корреспондентов внешне спокойно, отвечал по своей привычке многословно, как всегда, витиевато, но до определенного момента все же вполне терпеливо и даже приветливо. Однако вскоре, после настойчивых просьб — исходивших в основном от настырных иностранных журналистов — прокомментировать произошедшие незадолго до этого съезда, 25 марта 1990-го, трагические события в Литве (с вмешательством в литовские дела советского ОМОНА с танками, введенными советскими властями в Вильнюс для противодействия объявленному выходу Литвы из состава СССР, что окончилось человеческими жертвами), многих уточняющих вопросов по поводу персональной ответственности за эти события, за пролитую кровь невинных людей лично президента СССР, Горбачев, повторявший, что, дескать, ничего об этом знать не знал, явно начал терять выдержку и терпение… Он стал красным и вдруг резко, на полуслове оборвал кого-то из журналистов, попытавшихся снова и снова вернуться к событиям в Литве, и сделал знак своим охранникам и сопровождающим начальникам, чтобы уйти, наконец, из-под опеки назойливой прессы, считая импровизированную пресс-конференцию законченной. Однако выйти из плотно окружившей его толпы Горбачеву долго не удавалось.