— А-а, «Крокодил»! Я знаю его, это вообще мой любимый журнал!
Только тут я — видимо, от растерянности — сообразил, что…о, ужас!.. не нажал кнопку включения диктофона, и довольно нахально попросил президента:
— О-о, Михаил Сергеевич, извините, у меня, оказывается, не был включен диктофон, повторите, пожалуйста, эти ваши слова еще раз — для моего главного редактора, а то ведь не поверит мне…
— Пожалуйста, повторяю: «Крокодил» — мой любимый журнал!
— Вы наш подписчик?
— Да, и очень давно, с самого детства! Всегда. Я вообще человек, расположенный к юмору. — Тут он опять расхохотался. Я, признаться, никогда раньше Горбачева таким раскованным на публике, искренне смеющимся, и не видел. При этом он совсем развернулся ко мне одному в этом тесном коридоре, совершенно повернувшись спиной к своим тогдашним соратникам — Рыжкову и Лукьянову стало явно неуютно: председателем советского правительства и спикером Верховного Совета СССР никто не интересовался… — Я ваш постоянный читатель. Как-то ваш редактор спросил, какое мое мнение насчет того, чтобы встретиться. Я сказал ему, что вряд ли это получится, хотя я и не исключаю этого…
(Когда я вернулся с этим горячим блиц-интервью в редакцию и радостно поведал главному редактору о том, что Горбачев со мной эксклюзивно побеседовал, эти слова Михаила Сергеевича о редакторе «Крокодила», оставленные мной в тексте интервью, как мне потом стало известно, глубоко оскорбили моего шефа: дескать, с ним, главным редактором всесоюзного журнала, издания самого ЦК КПСС и проч., Президент страны встретиться отказался, а с каким-то вполне рядовым, хотя и парламентским, корреспондентом Крошиным, его непосредственным подчиненным, видите ли, лично побеседовал… Действительно, кошмар!.. И, между прочим, эта моя оплошность аукнулась мне неожиданным для меня, но, видимо, абсолютно логичным образом: в конечном опубликованном виде мое «крокодильское» интервью вышло с фотографиями, оперативно сделанными одним из фоторепортеров в момент нашей с президентом краткой беседы в Кремле, на которых был оставлен… лишь Горбачев, а я, то есть собственно его единственный собеседник-«Крокодил», которому он дает интервью, был аккуратно отрезан из всех кадров…).
Тем временем мы всей группой медленно, еле-еле передвигаясь по узкому коридору, пятились ко входу в правительственную ложу, а я все никак не мог остановиться:
— Михаил Сергеевич, а как Вы бы определили сейчас главную задачу советских сатириков?
— Самую главную?
— Да.
— Главное, я думаю, нужно в людях сохранять, с одной стороны, чувство критичности, а с другой — все-таки чувство юмора. Пока человек может воспринимать жизнь с юмором — он человек, верно?
— Да уж, без юмора сейчас трудновато…
— Да, да, конечно. В юморе же проявляется духовность человека. А это ведь тот стержень, на котором человек держится.
Прозвенели уже все звонки на заседание, а президент Горбачев все еще стоял как ни в чем не бывало, беседуя с корреспондентом «Крокодила», громко смеялся и жестикулировал. При этом я боковым зрением заметил, к ужасу своему, что за мной неотрывно следит плотно идущий за нами справа грозный президентский охранник генерал Владимир Медведев. Вернее, уже не столько за мной-чужаком лично и даже не за Президентом, сколько за… моим диктофоном, находившемся все это время — о, ужас! — рядом с… лицом первого лица государства: а вдруг это никакой не диктофон, а вообще… часовой механизм, и что если, не приведи Господь, он взорвется?.. Тьфу-тьфу-тьфу…
И еще одно мое любопытное открытие, от коего во мне все похолодело: стоило мне сделать попытку хоть на миллиметр придвинуться со своим диктофоном к президенту (я-то в тот момент был озабочен лишь тем, чтобы все качественно записалось на пленку), мое тело, конкретно — правое бедро, непреодолимо упиралось во что-то просто-таки железное, не дававшее двигаться ближе. Потом только я понял, что это была… «железная» рука генерала Медведева, упершаяся мне в бедро и находившаяся там, оказывается, в течение всего времени моего блиц-интервью с Горбачевым… Который, впрочем, тем временем с удовольствием развивал тему значения юмора в жизни советского человека: