— А что такое может случиться? — не понял я. Я, кстати, вообще-то и сам не планировал брать в больницу ни бриллиантовое колье, которое приснилось жене Любе после того, как она увидела его на цветной обложке журнала «Bunte», ни толстую пачку купюр, которых нам с ней ни разу не удалось увидеть даже во сне… И не червонцы на взятки нянечкам: меня предупреждали уже, чтоб я выкинул из головы свой ценный российский опыт, так как здесь, мол, на цивилизованном Западе, оказывается, Вась, не берут в открытую…
— Как что?! Все могут украсть!
— Где украсть? В больнице??!
— Именно!
— Кто? Неужели врачи??
— О-о! Опять вы о врачах… Скажу вам по секрету: по больнице ходят не только врачи! Кто угодно может зайти в вашу палату, когда вас, к примеру, увезут на очередную процедуру, или засядете в туалет…
Наутро, собираясь в больницу, я послушно выложил деньги, газету с кроссвордами, авторучку и очки. И что ты думаешь, Вась: войдя в больничное фойе, я сразу же уткнулся глазами в огромное объявление, на котором черным по белому прочел:
«Пожалуйста, постоянно следите за своими карманами и держите сумки закрытыми —
ВО ИЗБЕЖАНИЕ ВОРОВСТВА!»…
Похоже, герр Манфред не зря озирался и шептал…
Это не замедлило подтвердиться ещё через пару минут. Любезная регистраторша, где меня «оприходовали», чтобы затем направить в мою палату, задала мне стандартные вопросы, вводя в компьютер данные на нового пациента. А потом машинально, с очаровательной улыбкой спросила: «Всё ценное, конечно, оставили дома?»… Я подумал, что она решила под конец нашей беседы пошутить: мол, все остальные органы, кроме подлежащего операции, я оставил дома?.. Я кивнул в знак понимания её шутки.
Потом только, выйдя из регистратуры, понял, что она и не собиралась шутить. В сопровождении медсестры мы с женой Любой вошли в мою будущую палату. «Битте, — сказала мне сестра, — вот это ваши соседи, это ваша кровать, а это — ваш шкаф с ключиком, сюда будете складывать свои вещи». И, перед тем как уйти, обернулась: «Надеюсь, ценных вещей среди них не будет? Всё оставьте жене, пусть унесёт домой».
«Да-да, — сказал я, уже готовый к возможности большого ограбления в больнице. — Никаких ценностей уже и нет. Ну, разве что кольцо обручальное»…
«Кольцо тоже отдайте жене, — твёрдо бросила сестра. Но, видя наше недоумение, подошла поближе и пояснила шепотом: — Всё, буквально всё здесь могут у вас украсть, разве не знаете?». И мы все понимающе улыбнулись друг другу…
Я тут же, при медсестре, чтоб не сомневалась во мне, с трудом содрал с пальца кольцо, отдав его жене Любе. Потом, когда уже ушла из палаты медсестра, я, озираясь на моих новых соседей, быстро переоделся в халат и в белые тапочки, а всё снятое с себя аккуратно сложил в мой шкаф, запер его на ключик, а ключик… машинально отдал жене Любе: пусть спрячет дома — мало ли… От греха подальше.
Теперь, понятно, что все последующие пять дней моего пребывания в больнице — до операции и после неё — я был предельно, ежесекундно бдителен и вообще практически никуда не отлучался из палаты (кроме, естественно, нескольких часов, проведённых в состоянии общего наркоза, после чего, впрочем, тщательно проверил свои оставшиеся драгоценности тела: всё, к счастью, было на месте, помимо удалённых хирургами — и предварительно согласованных со мной — лишних элементов организма).
Придя за мной в день выписки из больницы, жена Люба, к моей несказанной радости, принесла мне свежий номер русской газеты и очки — я ведь не видел газет все эти дни. А также ключик от шкафа и обручальное кольцо. В ответ на её страдающий вопросительный взгляд я сразу же её успокоил: «Не волнуйся, дорогая. Операция прошла очень удачно: НИ-ЧЕ-ГО НЕ УКРАЛИ!»…
Уже выходя из больницы, я вспомнил, что на столе в общем холле, что рядом с палатой оставил недочитанную русскую газету и очки. Не хотелось, конечно, возвращаться, но уж очень соскучился по чтению на родном языке, да и без очков, ты же знаешь, я не человек.
Вернулись к лифту. Поднялись на восьмой этаж, вышли в холл, подошли к столику — ГАЗЕТЫ НЕ БЫЛО. Очков тоже…
Меня схватили за руку
Халлё!.. Так здесь говорят во многих случаях, не только по телефону. Например, когда хотят окликнуть кого-то, с кем не знакомы… Ну, не дотумкают они никак, что проще, яснее и, главное, выразительнее обращаться к человеку (будь он хоть женщина, хоть кто) так, как мы привыкли: «Эй, мужчина!» или «Женщина! Вас здесь не стояло!»… Так нет же, тут и там только и слышишь: «Халлё, халлё»… Опять со мной приключилось нечто странное, никак не привыкну…