Выбрать главу

Толпа зевак отхлынула и потекла в трактир. Было ясно, что бой закончился, судя по всему, ничьей.

— Черт бы тебя побрал, Уэйден, — проворчал Эллиот, с трудом поднимаясь на ноги и отплевываясь. Поставив на ноги Гаса, он потащил его в сторону конюшни. — Нам нужно урегулировать кое-какие вопросы, — бросил он через плечо последовавшим за ними Крейну, сэру Xью, и наиболее настойчивым зрителям. — С глазу на глаз, — прорычал он.

Толпа попятилась и быстренько рассосалась.

В конюшне, усадив Гаса на сено, он тяжело опустился рядом. Потом утер кровоточащий нос юноши и, проведя грязным рукавом сорочки по лбу, тяжело вздохнул.

— Послушай, Уэйден, — медленно произнес он, — ты должен помочь мне. Прошу, выслушай меня.

Эванджелина находилась в холле, когда в сопровождения Крейна и Тео по ступенькам, прихрамывая, поднялся Гас. Теперь кулачный боец ссутулясь сидел на кухонном стуле, широко расставив обутые в сапоги ноги и откинув на спинку голову.

— Правду говорят, мисс, что мальчишки всегда остаются мальчишками, — проговорила экономка миссис Пенуорти, снимая компресс с разбитой физиономии Гаса. Нос его распух и вдвое увеличился в объеме, а один глаз заплыл и почти закрылся. Экономка оценивающим взглядом посмотрела на его нос и изрекла: — Боюсь, что нос сломан. И нам потребуется сырое мясо, чтобы приложить к правому глазу.

Миссис Крейн, кухарка, сочувственно покачала головой и достала очередную салфетку, пропитанную отвратительно пахнущим снадобьем, кипящим в горшке. С помощью щипцов она распластала ее на фарфоровом подносе и тяжело вздохнула.

— Но мистер Робертс, то есть маркиз Рэннок, взрослый мужчина, миссис Пенуорти, — заявила Эванджелина. — Так же как и Гас, хотя он не желает этого признавать. — Она подняла с подноса салфетку, помахала ею в воздухе, чтобы остудить, и решительно приложила компресс к синякам Гаса.

Он выругался и попытался повыше поднять голову.

— Я знаю, что я взрослый, Эви. И считаю, что в данном случае ты отнеслась к Эллиоту несправедливо. Я прошу лишь выслушать меня.

— Несправедливо? — хрипло воскликнула Эванджелина. — Посмотрим, что ты скажешь о справедливости, когда вернется твоя мама и узнает, что ее сын дрался на трактирном дворе, словно какой-нибудь подонок. Да еще с кем, безнравственным негодяем, как Рэннок. Неужели тебе не знакомы элементарные правила приличия?

— Может быть, насчет драк вы и правы, — вставила свое во миссис Пенуорти. — Но называть этого милого мистера Робертса негодяем? Ну уж нет, это слово к нему совсем не подходит.

Миссис Крейн, стоя у плиты, громко вздохнула.

— В любом случае во всем виноват Крейн, — заявила она, поднимая глаза к потолку. — И что на него нашло? Потащить мальчиков на кулачный бой! Да еще в Тоттнем! Хорошо еще, что не случилось чего-нибудь похуже!

— К чертям Крейна! — проворчал Гас, сбрасывая компресс и с трудом поднимаясь со стула. — Я достаточно взрослый и сам знаю, что делаю! И Эллиот совсем не негодяй!

— Ты так думаешь? — прошипела Эванджелина, заглянув ему в глаза. — В таком случае как ты назовешь мужчину, который совращает, а потом бросает девушек? Который щеголяет своими любовницами, лишает наивных молодых людей состояний, полученных в наследство, и устраивает дуэли на потеху своим друзьям? — Эванджелина резко встряхнула Гаса, взяв его за воротник.

— Ложь! — прогнусавил в ответ Гас. — Мерзкие инсинуации! Кто, черт возьми, тебе это сказал?

— Леди Трент, — прошипела в ответ Эванджелина. — И теперь я считаю, что назвать его негодяем — мало!

В это время на пороге кухни появилась Фредерика.

— Это правда? — в ужасе спросила она и разразилась слезами. — Тео рассказывает правду? О том, что ты дрался с мистером Робертсом? Что вы били друг друга?

— Проклятие! — выругалась Эванджелина. — С меня довольно! Это последняя слеза, пролитая в Чатеме из-за этого мерзкого типа! Пора объяснить ему, что отныне он не смеет приближаться ни к кому из членов нашей семьи! — Она направилась к двери, а ей вслед неслись безутешные рыдания миссис Крейн и Фредерики.

Назвав кучеру адрес, который дал ему Гас, Эллиот вскочил в элегантный экипаж, который двинулся в сторону Вестминстера. Бросив шляпу на противоположное сиденье, он провел рукой по лицу, как бы прогоняя воспоминания о вчерашнем кошмарном происшествии. Его потрясла мысль о том что, будь он трезв, мог бы причинить юноше серьезные увечья. К счастью, он не был трезв, а поэтому почти позволил одержать над собой верх парнишке, который был вдвое меньше и вдвое моложе его. Сэр Хью и Уинтроп от души веселились, поддразнивая его, а он был в отчаянии, причем совсем не потому, что пострадала его гордость. Нет, у него щемило сердце.

Едва ли могло существенно улучшить ситуацию то, что потом Эллиот, стоя перед Гасом в конюшне, буквально умолял простить его и униженно пытался убедить юношу, что имел самые честные и благородные намерения. Он дошел до того, что поклялся в своей любви к Эванджелине и просил Гаса помочь ему. В результате тот в конце концов взглянул на него с сочувствием, похлопал грязной рукой по плечу и посоветовал повидаться с Питером Уэйденом.

Экипаж свернул с оживленной главной улицы в тихий переулок неподалеку от Мальборо-Хауса и остановился перед внушительным четырехэтажным особняком.

Несколько недель назад, к большому облегчению Эллиота, его личный секретарь Уилсон, наведя подробные справки, доложил, что Уэйден является опекуном Эванджелины, что это человек честный, на которого можно положиться, и что он стоит на страже интересов мисс Стоун. Эллиот лишь надеялся, что эти интересы включают замужество подопечной. Конечно, надежды было мало, но маркиз Рэннок никогда не боялся рисковать.

Не дожидаясь, пока кучер опустит ступеньки, Эллиот выпрыгнул из экипажа. Он преодолел одним махом шесть каменных ступеней, и дверь сразу же открылась перед ним. Ливрейный лакей пригласил его войти и, взяв визитную карточку, удалился, оставив его в просторном холле со сводчатым потолком. Стены были украшены великолепными картинами. Эллиот, теряя терпение, ходил туда-сюда то проявляя притворный интерес к живописным полотнам, то снова бросая взгляд на циферблат карманных часов. Наконец появился лакей и пригласил его следовать за ним.

Питер Уэйден оказался человеком лет шестидесяти, с умным и приятным лицом. Его безупречно подстриженные олосы серебрились сединой. На нем был красновато-коричневый пиджак отличного покроя, под которым виднелся элегантный серый жилет; из кармана жилета свешивалась длинная цепочка старинных часов. Он был похож одновременно на зоркую мудрую сову и на преуспевающего цюрихского банкира и, судя по всему, обладал педантизмом и точностью последнего.

Импозантный кабинет, совмещенный с гостиной, был обставлен дорогой мебелью, но без излишней роскоши. В одном его конце стоял письменный стол красного дерева, на котором не было ничего лишнего, кроме нескольких толстых книг в кожаных переплетах и новомодной ручки с металлическим пером. Уэйден встал и вежливо поклонился гостю. Судя по всему, его отнюдь не удивило появление маркиза Рэннока в его кабинете. Усадив Эллиота в кресло, он предложил ему рюмочку хереса.

Отказавшись, Эллиот сказал:

— Мистер Уэйден, поскольку мы с вами незнакомы, вы, наверное, захотите узнать, зачем я явился.

Питер Уэйден бросил на него проницательный взгляд из-под очков.

— Напротив, лорд Рэннок, я подозреваю, что знаю причину вашего визита, поскольку со вчерашней почтой получил бессвязное покаянное послание от моей невестки, которая, должен признаться, опасается худшего. — Уэйден говорил на правильном английском языке, но с сильным акцентом и, закончив, язвительно улыбнулся. Это было единственным внешним проявлением эмоций.

Эллиот чуть было по привычке не надерзил ему, но сдержался. Он виноват и обязан извиниться перед этим человеком.