Однажды звонит и просит мое платье.
— Очень нужно твое платье с перламутровыми пуговками. И причеши меня, пожалуйста. Мы сегодня идем ужинать в ВТО. Мы помирились.
Они довольно часто ссорились, вначале по пустякам, потом ссоры их усложнились.
Я уже снялась у Андрея Тарковского в «Ивановом детстве», и у нас с Андреем были свои, необыкновенные отношения. Андрей тоже пригласил меня на ужин в ВТО. Я сказала об этом Инне. Она попросила меня не ходить.
— Я буду себя чувствовать зажато в твоем платье при тебе. Не приходи.
— Но Андрей знает это платье, и оно ему нравится.
— А может быть, ты мне подарила его. Понятно?
Другим днем Андрей все-таки заметил:
— Смотрю… знакомое платьице… А тебя нет. И прическа у Инны идеальная. А тебя нет.
У Инночки густые-прегустые волосы. Она с трудом справлялась с ними. А у меня получалось сделать красивую прическу из ее потрясающих волос.
Они были счастливы, Инна и Гена. Красивы. Талантливы.
Инна решила продлить студенческие годы и стала готовиться в Театральное училище имени Щукина.
Очень боялась конкурса.
— А вдруг провалюсь?
И читала мне вслух:
Читала так себе. И я ей советовала читать стихи Шпаликова.
— Ты — того? Совсем? Шпаликов — не Беранже, — сердилась Инна.
— Но он ведь гений!
— Современный.
— Гений — это на все времена, — теперь сердилась я.
— Ладно. Лучше прочти мне «Пробираясь вдоль калитки…».
Я читала.
— Счастливая… У тебя голос низкий. Ты его можешь поднять вверх, а у меня все получается на одной ноте… Может быть, лучше почитать «Мороз и солнце, день чудесный!» А?
И превосходно читала «Зимнее утро». Я не слышала такого лучезарного чтения.
Инна успешно прошла три тура и была принята.
Тут же в газете появилась об Инне статья «Актриса садится за парту».
Но недолго Инна училась в институте.
У них с Геной появилась дочь — Дашенька.
Она получила симпатичную квартиру на улице Телевидения. Инна была заботливой матерью и женой.
Гена говорил мне с восхищением:
— У нее все красиво получается!
Впервые я пришла к ним летом и полюбила их дом. Мне нравилось, как Инна устроила новую квартиру. На окнах накрахмаленные занавески в ярких крупных цветах. Кровать карельской березы, покрытая покрывалом в цвет занавесок. Вдоль стены шла широкая полка из хорошего дерева, на которой было множество книг. Она служила письменным столом. Всегда в доме был букет цветов. За окном тоже цветы на сочной, зеленой траве — они жили на первом этаже.
Дашенькина комната была полна игрушек.
Как-то приезжаю в гости к ним, подхожу к дому и встречаю Инну. Она торопится в магазин.
— Дверь открыта. Я — в магазин, а то закроется на обед. Водку купить. Осторожнее, — о чем-то предупредила меня Инна и побежала своей дорогой.
Я вошла в большую комнату и вижу — на полу лежит Виктор Некрасов. Отдыхает.
Он приоткрыл глаза и вежливо, стараясь выговаривать слова, спросил:
— Это вы? Вы пришли? Гена там…
Гена отдыхал в кухне. Лицо — на столе, повернуто к входящему.
— Привет, — не поднимаясь, поздоровался он. — Посмотри, пожалуйста, за супом. Суп грибной и должен быть вкусным.
Вскоре вернулась Инна с водкой.
Пошли в комнату, где отдыхал Некрасов. Он оживился.
День был жарким. Водка теплой. Я еще не умела пить, но смущать присутствующих отвращением к отвратительно теплому напитку не стала. Стаканы были из толстого стекла, большие и тоже почему-то очень теплые. И малиновые огромные помидоры — теплые. Все вокруг как бы плавилось.
Сели на пол. У Инночки брови сдвинуты. Некрасов тоже был серьезен. Долго задерживал взгляд на каждом из нас, как будто только что увидел. Гена пытался улыбаться и поминутно просил меня посмотреть, не готов ли суп.
Впервые в этот жаркий день я увидела и услышала ссору между Инной и Геной. Она началась вдруг, ни с того ни с сего. Я знала, что они любили друг друга, но жаркий день и теплый крепкий напиток взвинтил их. Они были несправедливы друг к другу.
Виктор Некрасов грустно сказал:
— Пора уползать!..
Я тоже хотела уйти, но Инна закричала:
— Еще чего! Какая-то…
Виктор ушел..
Инна повелительно сказала мне:
— Пошли!
Куда надо было идти, я не знала.
Я ненавижу, когда со мной говорят таким тоном, но видела, что Инна крайне возбуждена, хотя причины ну абсолютно никакой не было.