Что-то было притягательное там и одновременно тяжёлое в его чёрных словно дыра сновидениях, что три дня неустанно манили Иннокентия Петровича к себе. Хоровод забытых лиц и имён, внезапно всплывавших в памяти. Фантомы исчезнувших людей, что с годами первымиотошли в мир иной, звали его за собой. Забытые звуки, наполняющие душу Иннокентия Петровича сладостным ожиданием встречи чего-то утраченного, осязаемого, чего-то что должно случиться наяву. Туманная голова, вмещающая в себе хаотично кружащих призраков.
Он видел молодую жену с младенцем на руках, понимал, что там лежит маленький новорожденный сын. Она была красивой, счастливой, весело смеялась, открывала ему туго завёрнутые пелёнки, показывая крошечное тельце малыша. Рождение сына. Как давно это было. Потом у них почему-то никто не родился. Иннокентию Пётровичу хотелось задержаться в этом безмятежном времени прошлого. Где-то краем мысли понимал, что жена давно ушла, ушла не такой молодой.
Она всегда была хорошей хозяйкой, умела готовить не просто еду, а лакомство. Шедевры из обычной капусты и мясной кости. Так просто у нее все получалось, как жекрепко она держала в своих руках нити их семейной жизни. А потом, когда она ушла рассыпалась его, как оказалось, слаженная жизнь. Она вот умерла легко. Однажды остановилось сердце. Поздней ночью, во время спокойного сна человека, чья жизнь шла праведно, в настоящих заботах. Жена выскользнула от них с сыном, не причинив мучений долгим расставанием.
Ему хотелось выплакать горе. Извыть его на ком-то, а не получалось.
Внук родился вскоре после ухода жены. Вместо нее появилась Лариса. Вся какая-то неправильная, вседелающая по непонятному ему алгоритму. Она не справлялась с домашними делами, не умела готовить. Уродские похлёбки с пригоревшими ошмётками каши. Внук все время надрывался в зверином вое, изводящем всех вокруг. Монотонное вытье каждый день, не разбирая времени суток. Несмотря на любую погоду. Под стенания ветра и в безмятежный штиль. Рыдал всегда. Измученный этим рёвом, Иннокентий Петрович дичал день от дня. Он ни разу не взял мальчика на руки. Слишком долговязый, нескладный, худой. Иннокентий Петрович не узнал в нем свою породу. Мальчик отталкивал. Что послужило тогда предлогом? Спустя много лет он до сих пор не мог вспомнить. Будто кто-то провёл в голове стиральной резинкой. В одну кучу смешалось все. Страх, остаться в одной единственной комнате. О, как же бывает насмешлива жизнь! Он ведь все равно остался с тем, чего боялся всю ту жизнь. Тогда ему казалось, что ничего хорошегоне будет в его вдруг опустевшей жизни. Только сплошной рёв взрослеющего внука, дом, перевёрнутый вверх дном. Он ещё не знал, какой бывает никчёмной жизнь. От скамьи до скамьи ежедневно, в любую погоду. Когда к вечеру содрогнувшаяся душа разочаровано остывала, чтобы завтра вновь надеяться на встречу.
А тогда в один момент, пересилив все разом, он яростно закричал:
–Вон из моего дома!!! – Всего один резкий окрик, перечеркнувший всю их дальнейшую жизнь. Как же стыдно об этом вспоминать. Как же стыдно!
Вновь терялась связь между видениями, звучащими голосами. Прошлые картинки, всплывшие в голове исчезали, крутились в орбите бесконечных разноцветных кругов, с преобладанием красночёрных цветов. Насыщенные видения прошлого, смешанные реалии, он словно скакал между годов своей уходящей жизни, что-то смещалось до едва различимых размеров, что-то соединялось между обрывками событий. Какие же причудливые формы выписывает воспалённое сознание больного человека!
Но самым притягательным в его видениях была старая квартира.
Иннокентий Петрович заходил во двор, медленно шёл по холодным ступеням, окунаясь в прохладу кирпичного подъезда, открывал дверь блестящими ключами, звонко брякающими на брелке. Томительный провал в знакомый запах давней, давно проданной квартиры, которую он больше всего боялся потерять. А в знакомом до боли дворе цвела, благоухая раскинувшаяся белая сирень. Невероятный запах дурмана. Блики весеннего солнца рассеивались лучистым светлым полем. Как много было света, наполненного полными пленительными запахами и красками давно ушедшей жизни. Как давно это было. Иннокентий Петрович долго стоял посреди потерянной родной квартиры в своих внезапных снах, сердце заходилось от боли, что все потеряно навсегда. Что он больше никогда не вернётся в свою драгоценную гавань ушедшего счастья. Все сам разрушил. А кристально белая сирень благоухала. Он дотягивался до неё рукой. Наклонённая веточка мирно лежала в его раскрытой ладони. Маленькие бутончики цветов. Иннокентию Пётровичу хотелось остаться здесь навсегда.Больше не проснуться. Бродить в отсветах солнечных зайчиков во дворе, идти по квадратикам рыжих ковров солнца в подъезде. Доходить до деревянной двери, открывать её собственными ключами и стоять у раскрытого окна, чтобы слышать звуки полнокровного звенящего лета. Пусть вечность замрёт навсегда. Ветер будет трепать его волосы лёгким игривым ветерком. Счастье, которое он не ценил.