Вид морально сломленной Катерины навеки запал в душу Филина, который считал что уже абсолютно все ужасы сумел пережить и увидеть за свою жизнь. Парни приехали во время, ее не успели изнасиловать. Но что-то в ней сломалось. В глазах некогда упрямой строптивицы больше не было души. В них сейчас было видно отражение лишь тьмы.
Спустя несколько часов, Катерину разместили в одной из лучших палат психиатрического отделения больницы, в которой работал Док. Девушка постепенно приходила в себя, но никого не узнавала. Более того, она кричала как только к ней приближался любой человек мужского пола. Искусав все свои губы до крови, она не видела ничего вокруг, и не слышала.
Мужчина впервые пожалуй, со времен войны, он был ошеломлен. Встревожен. И более подходящее определение – потерян. Засыпая и просыпаясь у постели девушки, он винил себя в том, что допустил такую ситуацию. Что не сумел обезопасить свою возлюбленную.
Ее подружкам он не хотел ничего говорить, но Бес проболтался. И после этого, каждый день ее навещали верные мушкетерши. Эля с дочкой засиживались допоздна, рисуя разные рисунки. Аннушка заглядывала как утром, так и вечером. Перед дежурством и после. У нее сейчас самой наступил тяжелый период. Ее брат потерял сознание и очутился в детском кардиологическом центре, но о большем, подружка пока не распространялась. Приходила и Соня. Рассказывала что-то, а после смущенная, уходила.
В больнице Катя провела несколько недель, и лишь после того, как сам Филин настоял, ее отпустили домой. Не зря же говорят – дома и стены лечат. Но его Лисичка продолжала вздрагивать при любом шорохе или постороннем скрипе. Кошмары снились ей каждую ночь, стоило лишь прикрыть глаза, как события минувших дней вновь и вновь возвращались в ее воспаленное сознание. Спустя несколько дней, Катерина перестала ложиться спать вовсе. Но и это не помогло. Она стала видеть лица насильников ее матери во всех мужчинах. И не важно, был ли это ее миловидный когда-то сосед, или дворник, или охранник в магазине. Еще спустя несколько дней, девушка перестала выходить на улицу.
На звонки мобильного и стуки в дверь, она никак не реагировала. Словно перестала жить. Глядя на то, как стрелки часов бегут в своем уникальном ритме, девушка замерла, на ту долю секунды, в которую срабатывает часовой механизм, заставляющий стрелку двигаться вперед. Замирание доли секунды превратилось в целую жизнь. Так прошло несколько дней, счет которым, для двоих, был просто утерян.
На улице, тем временем, вовсю играли дети, и пели птицы. Цвела сирень. И по небу в ленивом ритме блуждали облака. Пришел май, с его теплыми первыми денечками. Но все это потеряло свой вкус для Катерины. Лишь боль. Сознание отказывалось существовать. Подсознание жило своей отдельной жизнью, рисуя ужасающие образы там, где их и не должно было бы быть.
Она пыталась найти себя, осознать тот момент, когда что-то сломалось. Но сознание, превратилось в одну большую, неосязаемую черную дыру. Вобрав в себя ее всю, дыра эта не позволяла девушке выбраться, затягивая глубже и дальше.
Она видела людей, слышала их, но не осознавала той пропасти, куда угодила. И причина была даже не в том, что произошло в доме генерала. То, что не позволяло девушке прийти в себя, случилось давным-давно. В тот момент, когда на ее глазах, добрую и светлую женщину убили. Уничтожили и сломали. В тот день, когда огромные мужские руки, потянулись к ней – слабой и беззащитной. И неважно совсем, что девочка тогда была маленькой. В ее памяти навсегда запечатлелись кадры боли и ужаса, которые теперь преследовали ее хуже любых насильников.
В дверь тихо постучали, и вошла Соня. В руках она держала несколько тюбиков краски, кисточки и бумагу.
- Здравствуй, Катюша. – поздоровалась она тихо, - Как ты, моя хорошая?
- Привет, - еле слышно отмахнулась та, сидя перед окном. Ей нравилось то, что она видела. Не делая попыток повернуться к новоявленной гостье, девушка так и продолжала сидеть, укутанная в мягкий, ворсистый плед. Ощущая тепло от обычной материи, Катя чувствовала себя в безопасности, как в коконе.
Она сравнивала себя с моллюском или черепахой, которые при малейшем намеке на угрозу, прятались в свои домики. Так и девушка, сидящая сейчас перед окном, спряталась. Ушла в себя, надеясь, что там не будет больно. Или стыдно. Или страшно.