- Дрянь! – продолжал говорить человек, который приходился ей биологическим отцом. – Грязная потаскуха!
- Не смей меня оскорблять, - вспылила девушка, крикнув на мужчину: - Я ни с кем не спала и была девушкой. До того вечера. Дальше, я ничего не помню. И если меня опоили чем-то или накачали, то как могу нести за это ответственность!?
- Молчать, - рявкнул он, покрываясь яркими пятнами. – Завтра же ты летишь обратно! Не хочу тебя ни видеть, ни знать больше.
- Как удобноугодно, - преодолевая горькие слезы, проговорила она. – Захотел поиграть – вызвал, захотел избавиться – выдворил. Удобно! И чем ты лучше тех, кто это со мной сделал?
Не успела она подумать, как он возник рядом. Отвесив ей звонкую оплеуху, рассек губу дочери.
- Дрянь! Шалава! – выплюнул он ей в лицо, добавляя: - Ты мне не дочь! Я тебя и из завещания вычеркну.
- Ты меня давно вычеркнул, и не только из завещания, но и из своего сердца. Остальное я переживу.
Презрение озарило лицо молодой еще девушки, которая собралась уйти. У двери, она замерла.
- Никогда больше не смей поднимать на меня руку. Ты, жалкий ублюдок, породивший тех тварей, что сделали это со мной,. – вытерев капли кровиь, что тонкой струйкой потеклиа по лицу, добавила: - Я проклинаю тебя и твоих дочерей, твою суку-жену, что возненавидела меня с первого взгляда. Ноги моей больше в этом доме не будет.
Забрав паспорт, и те скудные средства, что у нее остались, девушка рванула прочь из ненавистного особняка. Вокруг была роскошь и фешенебельность. Дорогие наряды, украшения, обстановкамебель, посуда. В душах же живших в доме людей была тьма. Грязная и противная, точно слизняк и след, остающийся после него. Никто не вышел проводить ее. Никто не переживал о ней.
Как же так могло случиться?
“Нах@й таку рідню, краще буду сиротою!”[1] – грубо ругалась про себя девушка. Лицо неприятно жгло, пока она бесцельно блуждала улицами города. Всю ночь. И очутилась ранним утром на этом мосту. Плохо помнила, где была и что видела. А незнакомка, успевшая остановить ее, лишь сильнее душила своей невольной заботой:
- Не будет. Никогда уже не будет.
- Не знаю, что у вас случилось, но подумайте о своих родных и близких. Как им будет узнать, что вы сделали с собой?
- Им всем все -равно,. – бросила, вспоминая лицо матери, оставляющей ее на деда. И отца, которому было плевать на нее. В нем не шевельнулась и капля переживания или сочувствия к родной кровиночкекровинке, после того, что случилось. Любой другой, нормальный отец уже перерыл бы все с головы на ногивокруг, чтобы узнать, кто такое сделала с его чадом. И разорвал бы виновных на части. Но не ее отец. Да и можно ли его после этого так называть.
Перед глазами мелькнуло лицо деда. Он в больницу слег, после ее бегства. Пусть и терроризировал ее своим контролем всю жизнь, но в действиях старика было куда больше любви, чем в биологических родителях. Непутевой матери и тщеславном отце.
- А друзья? Любимый человек?
Перед глазами мелькнул облик Александра. Красивый, статный парень. Конечно, он не мог, не понравится. И ухаживал, и цветы дарил, и по ресторанам ее водил. Идеал, а не парень. А душа гнилая. И то, что он сделал….. Вряд ли это был кто-то другой.
Некоторые сомнительные обрывки той ночи блуждали на окраинах ее сознания, но девушка не хотела об этом думать. Даже вспоминать. Что ее беспокоило на самом деле, так это возможность забеременеть. Кто знает, предохранялся ли ее насильник в ту ночь.
- Любимый меня и предал, остальные – добавили.
- А знаете, французы верят, что если загадать желание на этом мосту, оно обязательно сбудется. Я никогда не верила, но предлагаю вам попробовать со мной., – нашлась что ответить незнакомка. – Все мои родные: дедушка и бабушка, мама с отцом, разбились на самолете. Один шанс нас миллиона, говорят. Вот мы под него и попали. У меня есть еще старшая сестра. Так она лопается надрывается из последних сил, чтобы помочь мне и младшей сестре, воспитывает.
- Соболезную вам, - ответила девушка. В душе неприятно защемило. Обернувшись, она оглядела ту, которая ее прервала. Обычная, миловидная блондинка. Невысокая, и очень хрупкая. Как цветок. На Аннушку была она чем-то похожа. – Вы, получается, средняя?