Колебания в Силе прекратились, пространство озарили ночные фонари. Бен сидел на коленях у двери, обхватив себя руками за плечи и поникнув головой. Была глубокая ночь, и на высоком небе рассыпалась крошка белых звёзд, среди которых лишь полупрозрачно выделялся естественный спутник Гринстока, едва сияя грязно-бирюзовым светом.
Бен долетел на спидере до своего любимого места в Сосновом каньоне, на вершине отвесной красноватой скалы: ехать домой уже было бессмысленно. В покинутой норе рептилии он хранил спальный комплект, хворост с поленьями и всё необходимое для разведения огня. Расположился на холодной сухой земле, подперев ладонью щёку и призывая в свой сон обнажённую нежную Рей.
Комментарий к Часть VII
**Выдержки из статей на Вукипедии:**
*Кукла туки** — мягкая игрушка, изображающая животное под названием тука, являющееся видом кошачьих, которых содержали как домашних питомцев. Когда Бен был младенцем, Хан пытался успокоить его плач, играя с ним такой куклой.
________________________________________
*Балясина** — фигурный столбик, ряд из которых составляет балюстраду.
**Пост к главе**: https://vk.com/wall-24123540_3333
**Группа автора**: http://vk.com/club24123540
========== Часть VIII ==========
«Я о нём не собираюсь думать. Это путешествие не для того, чтобы страдать из-за какого-то там него. Мне не нужны ни мужчины, ни их одобрение, ни внимание. Прекрасно всю жизнь обходилась одна. Есть вещи поважнее моих унылых страданий из-за неразделённых чувств к бывшему врагу», — устранила мелкую неполадку в техническом отсеке и вернулась к Митчу, спящему на диване у стола с дежариком*.
Тысячелетний Сокол обзавёлся серьёзными повреждениями фюзеляжа* после одной из давних вылазок друзей, ещё в пору, когда Рей только переселилась на Гринсток. С тех пор он стоял в чаще, в пешей доступности от дома Рей. Ремонт проходил медленно и часто откладывался: полёты перестали быть рутиной, как это было во время войны, поэтому, и отремонтированный, Сокол долго оставался не при деле. Митч души не чаял в этом корабле, даже несмотря на то, что не знал его героического прошлого и частенько отмечал устаревший дизайн: его больше завораживала «материальная история» этой посудины. Он восхищался различными модификациями, которые вносил прошлый владелец, тем самым подчёркивая, что космолёт нечто большее, чем просто грузовое судно. Рей это прекрасно знала, и потому предложила другу именно свой корабль в качестве средства передвижения на время путешествия.
Заказ на отлов сделало казино с Корусанта: трое карточных жуликов — двое мужчин и девушка, скрывающиеся под фальшивыми именами и регистрационными номерами. Митч обожал карточных жуликов — у него с ними был свой покер. Он любил интеллектуальные уловки и методы защиты, которыми те пользовались, в основном не применяя насилия. Меньше риска для жизни, что ему как раз подходило. А всех, кто пробовал сопротивляться кулаками, ныне ждала встреча с Рей. У Митча захватывало дух, когда она начинала неистово кричать и размахивать квотерстаффом. Но более всего ему нравилось, как в её напряжённых руках зажигался продолговатый гудящий жёлтый огонёк. Нереальная. Легендарная. Поражающая — словно древнее божество с оружием невиданной мощи. Эффективное сотрудничество приносило друзьям веселье в водовороте часто сменяющих друг друга событий и мест.
Месяц вдали от Гринстока. Месяц суровых походных условий. Месяц новых лиц. Месяц опасности.
Целый месяц она не видела его лица.
Рей искала непокоя и сражений. Чего угодно, что заставило бы её заглушить тоску по Бену. И поначалу у неё получалось на удивление просто: обида и ярость подстёгивали её стремление забыться. Ей даже взбрело в голову навестить По Дэмерона на Корусанте, когда они с Митчем доставляли пойманный заказ.
По принял наследие Леи и занимал место в Сенате. Давалось ему это с переменным успехом — уж слишком крутой был нрав: горячий, бескомпромиссный — военный. Он каждый день учился идти на уступки и, как он любил выплёвывать в близком кругу, «учился лизать задницы гнусным политиканам».
— И это та Республика, за которую мы воевали! — сокрушался По, сидя вместе с Рей элитном ресторане, в котором час назад у него был деловой политический обед. Дэмерон уже не ел, в основном говорил, наблюдая за Рей, поглощающей уже третье блюдо. — Генерал Органа всегда говорила, что политика дело грязное и далеко не для всех, но разве я, самый безбашенный коммандер воздушной эскадрильи Сопротивления, внимательно её слушал? Разве думал я, что буду вынужден променять звёзды на политические дебаты и подписания соглашений, которым нет конца? Даже не представляешь, как часто я хочу плюнуть в некоторые вымученные рожи, запрыгнуть в свой Икс-Винг и свалить куда подальше. Куда глаза глядят. Вляпаться во что-нибудь… — грустно усмехнулся, качнув головой. — Знаешь, тогда я, пожалуй, был свободнее, чем сейчас, когда наконец отвоевал эту пресловутую свободу.
— Когда ситуация стабилизируется, будет легче, поверь, — Рей, оторвалась от еды и сочувствующе посмотрела на По.
— Сторонники Первого Ордена упрямые сволочи… Не все, конечно, некоторые даже здравые вещи говорят. Порой даже более здравые, чем утверждают наши! Но в основном с ними тяжело вести переговоры. На войне-то проще было: застрелил гада, и церемониться ни к чему. А нынче мы должны договариваться без оружия и массовых убийств, что всех порядком раздражает по старой привычке.
Заиграла музыка, на миниатюрную сцену поднялся вокалист, а внизу, рядом со сценой, расположились музыканты. Заиграли что-то с оттенком экзотики, расслабляющее, но довольно претенциозное — для высшего общества. Рей почувствовала себя некомфортно, ей захотелось сбежать в старенький бар в центре полиса на Гринстоке и пить в умиротворяющей тишине, обсуждая всякую ерунду.
— Что обо мне говорят? — чуть растягивая звуки спросила Рей и тяжко выдохнула от переедания.
— В первое время они достали спрашивать о тебе. Понимаешь, Сенату неймётся воздвигнуть на пьедестал последнего джедая, сразившего Палпатина… Я раньше тоже не понимал, почему ты хочешь держаться как можно дальше от новых политических агитаций и символики. Наверное, и дальше не понимал бы, если бы не ушёл в политику. Им хочется подчеркнуть возвращение к былому величию, явив народу нового Люка Скайуокера и прикрыв то, что Республика вышла из войны с голой жопой: ограбленная и нуждающаяся в реформах. Будто этого нужно стыдиться! Всё переживают, что покажут слабину, и симпатии к побеждённому Первому Ордену начнут крепнуть в левых кругах.
— Симпатии к организации, что оправдывала политический террор и набор малолетних в штурмовой корпус? Звучит весьма сомнительно.
— Фанатики, одержимые идеей сильных лидеров и дисциплинированного порядка, никуда не делись. И никогда не денутся. Поэтому верхам сейчас так важно воспевать, и лучше как можно более пафосно, заслуги наследия Ордена джедаев. Тебя, главным образом.
— Ты знаешь, я не хочу в этом участвовать, — с неприязнью ответила Рей. — Это имело смысл в первый месяц после победы, и то я с трудом терпела официальные приёмы и выступления, — расправила указательными пальцами загибающийся уголок белоснежной скатерти. — То, что мы делали, было не ради славы, не ради того, чтобы меня называли легендой.
— Но я считаю, что ты хороший пример для будущих поколений. Что в твоей «легендарности» не будет ничего зазорного.
— Может быть. Но не согласна, что я хороший пример… Вообще не уверена, что хочу стать легендой. Легендой, на которую возложат новые надежды, которые я не смогу оправдать и в итоге сбегу куда-нибудь на край Галактики, как Люк…
— Воу-воу! Полегче-ка! С чего вдруг эта угрюмость? Когда в гости к тебе с ребятами прилетали — та же грустная мина и виноватые речи. Ты с завершения войны такая, и я не понимаю, почему.
Рей напряглась и почувствовала, как к ней возвращается позабытая печаль, что разъедала душу почти год — чувство вины за то, что осталась жива, что ей суждено было умереть, но это сделали вместо неё.
— Потому что меня называют героем, а я всего-навсего обыкновенная трусиха и лгунья, — закрыла лицо руками.
— Эй, что за дела? — По старался сохранять хладнокровие и непринуждённый тон разговора. Но его подруга была готова разрыдаться, и ему показалось, что вот-вот разразится буря. — Рей, — тихо позвал и прикоснулся к её запястью, — почему ты так о себе говоришь? Я не понимаю тебя.