52. Киана. | Последний бой
— Встать! Суд идёт! — раздалось над головами. И зал зашуршал, вставая.
Утро. Тихое, казалось бы, ничем не отличающееся от других таких же. Но оно было другим. Словно грозовая туча, напитанная водой, которую ей так тяжело сдерживать. Таким была атмосфера в городе. Это чувствовалось в воздухе, это читалось в лицах прохожих. Без слов. Достаточно было просто встретиться глазами с людьми. Взгляд пронзал! Будто бы каждый что-то знал, что-то транслировал. Молча. И так много было в этом молчании.
Зал суда был огромным! Главный суд в королевстве сегодня принимая сотни людей, сотни слушателей, свидетелей, кому не безразлично его будущее. Казалось, каждый хотел попасть в здание суда и, удивительно, но это было дозволено. До того момента, пока были места. Потом охрана закрыла двери и народ остался толкаться снаружи. Никто не пошёл просто домой из-за недостатка мест. Люди были везде: сидели на ступеньках, в коридорах, кто-то пытался заглядывать в окна. Что творилось на улицах?! Протиснуться сквозь толпу было по-настоящему сложно. Думается мне, сегодня никто не уйдёт домой. Если нужно, они проведут здесь ночь. Пока не узнают решения суда.
Мы с ба пришли заранее, чтобы быть в зале. Мы собирались быть не просто свидетелями, мы собирались стать его главными участниками. Мы готовились. Готовились к главному, возможно, последнему бою в нашей жизни. Большинство в зале были сливками общества, причём с обоих сторон: и те, кто поддерживают Совет и его оппозиция. Среди них было и многих наших сторонников.
После того, как расселись все шишки, оставшиеся места было позволено занять среднему классу. Охрана тщательно досматривала каждого. В помещении не могло быть никакой угрозы Совету и прочим представителям власти. Меня поразило количество военных в зале. Форма так и мелькала пред глазами. В зале были все военные верхушки, узнавались генералы. И с главным из них ба обменялась кивками. Он был приблизительно одного возраста с ней, с почтенной сединкой на висках. Учитывая, откуда ба выходец, вполне логично, что она знала многих знатных представителей своего поколения. В центре зал стоял стол судей и их помощников и огромная клетка, вид который болезненно отдавался в сердце, потому что я знала для кого она приготовлена.
Я тоже поздоровалась с некоторыми присутствующими, которых узнавала. Здесь же бы г-н Гарт, который задержал свой встревоженный взгляд на мне дольше положенного. Он явно что-то хотел сказать и даже дернулся подойти, но как раз в этот момент вошёл главный судья и все переключили свое внимание на него. Скорее всего и до министра дошли вести о нашем пожаре, но мне сейчас совсем не до сочувствия.
Пожилой судья, нацепил очки на нос и, прокашлявшись объявил:
— Введите подсудимых.
Все притихли и мое сердце замерло. Это такое болезненное, сокрущающее состояние сковывающей грусти и страха, когда ты сто процентов знаешь, что что-то случится. И что это что-то из категории самого пугающего и тянувшего на дно отчаяния.
Еще до того, как задержанные вошли в зал, мы отчетливо услышали звон цепей. И каждый это звук несвободы болезненно ёкал в моем сердце. Так хотелось зажмуриться и не видеть той ужасной картины, что вот вот должна открыться нам. Но я стояла, смотря несчастью в лицо. Двери распахнулись и в зал стали заходить шатанцы. Именно их движения сковывали цепи на руках и ногах. Они были не естественно громоздкими для человека, будто бы рассчитывались совсем не для него, а для зверя. Так и было, мороссцы, боявшиеся дракона, заковали шатанцев цепи, которые сдерживали их от оборота. Как же такое зрелище содрогало всю внутренность. Любая жестокость к живому существу — факт вандализма души и глаз. Тем более, когда ты понимаешь, что такое надругательство абсолютно беспричинное и несправедливое.
Шатанцев было не меньше двадцати, за ними просто под конвоем шли мороссийцы. Всех я знала, все они были выходцами из благородней семей, среди них был и Эндрю Далль, Кэр и Томас Винт. Такие уже родные люди, с которыми мы столько прошли, сколько пройдёт не каждая семья. Возможно их статус позволял им обходиться без цепей, или они просто не представляли особой угрозы. Я искала глазами Лэрда Гралля, но не нашла его.
Взгляд Тэрона я поймала на себе в первую же секунду. Удивительно, как он точно всегда знает, что я здесь и даже в каком конкретно углу комнаты среди сотен людей я нахожусь. Привычный мне огонёк тут же мелькнул в его глазах. Но общий вид его не излучал привычной энергетики. Я бы даже сказала, что вид его… пугал. Он был в той же одежде, что ушёл позавчера, с той разницей, что она выглядела теперь не важно и была в крови. Ран на мужчине я не видела, но кровь на одежде не заметить было сложно. Но больше всего настораживал его взгляд, потухший, болезненный, уставший. Только лишь при нашей встречи, в них блескнула жизнь. Таким Тэрона я ещё не видела и воспринимать это было тяжело. Он внимательно осмотрел меня беспокойным взглядом, на что в ответ я ему улыбнулась, давая понять, что со мной все нормально, и прошептала: «Как ты?», сто процентов зная, что он услышит. Он в ответ совсем немного приподняла уголки губ, но улыбки из этого совсем не вышло. И в следующую секунду я прочла по его губам «Я люблю тебя». Слова, что еще больше сжали мое сердце. В следующее мгновенье он вошёл с остальными в клетку и мы потеряли зрительный контакт.