— Эммм… — встал один из представителей Голля. — Это всё, конечно, хорошо. Но нам нужно, чтобы кто-то взял на себя ответственность за дракона. Вы признаете его шатанцем? Гражданином вашего королевства?
— Бесспорно! Героичность, отвага и смелость — всё это черты нашего народа! Поэтому, очевидно, что дракон наш!
— Тогда вы признаете, что скрывали от нас драконов?
— Простите? — недоумевал отец. — Что значит скрывал?
— Вы не оповестили нас о существовании драконов.
— Здесь я вас сразу поправлю. Драконы — это… МЫ! — в зале сгустилась тишина. — Драконы — это наша неотъемлемая часть. Наше сердце, наш характер, наша внутренность. Это наша идентификация, личная, интимная особенность.
Это — мы.
— Но вы должны были оповестить нас, что вы… — его глаза забегали, — что вы умеете…
— Оборачиваться. — помог ему отец. — Это называется оборотом. Здесь я бы тоже хотел уточнить. — он поднял указательный палец, делая паузу. — Вас смущает оборот или наш вид?
Я имею в виду, что есть б мы оборачивались в розового единорожку, то вы бы не поднимали столько шума? Вас смущает наша особенность или… дракон?
— Лэрд Гралль, — поднялся представитель Моросса, — мы понимаем куда вы клоните. И вы поймите нас, дракон — это не единорожка, дракон — огромный опасный зверь.
— С чего вы это взяли? — не дал ему закончить отец. — Повторюсь, драконы — это мы! Шатанцы! Люди! Такие же, как и вы. Не делите нас! Мы — единое целое! Оборачиваясь драконом, шатанец остается собой. Он тот же человек, с тем же сердцем, мыслями, чувствами. Изменился лишь облик. Если вы это поймете, вопрос с опасностью дракона сразу отпадет.
— Но это же очевидно, что такая тва… кхм… такое существо с легкостью навредит человеку! — не уступал мороссиец.
— Навредить человеку может любой. Это уже под юрисдикцией закона и уголовного кодекса. Тот, кто сознательно вредит человеку — преступник, и уже не важно, как он выглядит. Как человек? Единорожка? Или дракон! Перед законом все равны! Или вы предлагаете садить в темницу любого, кто выглядит устрашающе или непривычно для вас? Это уже дискриминация.
Дракон, которого мы здесь обсуждаем, навредил кому-то?
— Нет, но…
— Уважаемый Совет! — прервал отец. — Нет никакого «но». Есть истина. А она заключается в том, что драконом были спасены две жизни, дракон никакого вреда никому не причинил. Лишь добро. Потому что дракон — всего лишь одна из наших оболочек, лишь внешний вид… с сердцем обычного шатанца. С сердцем, наполненного любовью к жизни и всему живому, наполненного состраданием и отвагой. — отец сделал паузу. — Вы просто чуть больше узнали о нас, о шатанцах. Вот и всё.
— Но ведь есть вероятность, что ваши люди могут использовать вашу силу против нас.
— Бесспорно. Как и любой из вас может взять оружие и использовать его против нас. Здесь дело — в сердце, — он постучал себя по груди, — в мотивах, в принципах морали. Ни один шатанец не станет использовать свой дар во вред. Мы воевали с вами. Если б мы использовали свой дар, чтобы нести смерть, у вас бы был шанс? Бой был бы равным? — «интересная версия» — подумал я, — «как извернул! Ну, стратег! Ну, дипломат!» восторгался я отцом, как королем и политиком. — Шатанец использует свой дар лишь в случаях, когда других вариантов нет, когда на кону — жизнь. — продолжил король Шатана.
— Не идеализируете ли вы свой народ, Лэрд Гралль? — вставил голлиец.
— Как и вы свой. Вы же доверяете друг другу? Никто не подозревает никого ни в чем. Не опасается, что сосед воткнет нож в спину. И ожидаете доверия от нас. Почему я должен вам доверять?
— Но мы же не угрожали, мы не представляем опасности!
— Ну, однажды ваши правители пришли в мой дом с оружием.
— Но это в прошлом! — возразил оппонент.
— Но доверие пошатнулось. На основе ваших дел. Хоть и в прошлом. А драконы вам ничего еще не сделали. Плохого. А вы уже не доверяете им. Не логично, не находите?
— Просто… просто — не находил он, что ответить.
— Просто страшные мы, да? — хмыкнул отец. — не бойтесь, Моросс и Голль, если дракон однажды, как и любой из вас, навредит кому-то, на него будут распространяться те же правила и законы, что и на любого мороссца и голлийца. У нас, к счастью, есть закон. Так что? С этим мы разобрались? — участники Совета потеряно переглянулись. Явно не к этому они вели.
Я переодически поглядывал на Киану, она очень внимательно слушала. Море эмоций от восхищения до разочарования и испуга проносились в ее сердце по ходу разбирательства. Она искренне переживала за исход дела. И это тоже притягивало. Хотелось успокоить ее, поговорить, развесить ее опасения и тревоги…