А польза работе несомненная! Ирка — русалочка в бумажном море. А он — ее сухопутный принц. Пожелтевшая, ломкая, обугленная временем архивная бумага — ее стихия, ее дом. Вся чопорная библиотечно-архивная фауна, все эти книжные черви, моллюски и прочие троглодиты приходятся ей если не родней, то знакомыми или знакомыми подруг. Она ныряет в самые бездны и появляется на поверхности с какой-нибудь драгоценной жемчужиной в зубах. Именно Ирка собрала по крупицам бесценный архив по Москве 1812 года, который позволил ему вывести на чистую воду графа Опалова…
Детей нет. Снимают однокомнатную квартиру в районе площади Восстания, стоят в очереди на жилье, их номер три тысячи какой-то там.
Нравится ему семейная жизнь?
Можно сказать, да. Жить можно. Главное, что Ирка никогда не устраивает скандалов, это не в характере отважной, но хрупкой бумажной русалочки…
Трофимов с изумлением обнаружил, что, несмотря на залысины и обозначившийся животик, он вдруг стал пользоваться успехом у женщин. Ни с того ни с сего. А ведь ему и в самом деле иногда необходима разрядка, не столько физиологическая, сколько эмоциональная. Чтобы не чувствовать себя тоже каким-нибудь бумажным червем…
Но — твердый принцип: «поиграл, положи на место». Легкая интрижка, не более. Вечер, другой, месяц от силы. Бабы бабами, а Ирка Иркой. Это святое. Обижать ее, а тем более отправлять в отставку он не собирается.
И «третья сила», кажется, с ним полностью согласна. Женщины, которые ему попадаются, — исключительно легкие, милые существа, которые отлично танцуют твист и шейк, восхитительно раскованы в постели, всегда в курсе последних модных тенденций, включая кино и театр… Но никогда ни на что не претендуют. Просто в силу своих возможностей и функций тоже по-своему помогают ему в работе.
Он что-то еще забыл?
Кажется, нет. Если и забыл, значит, не важно.
Истина в том, что на самом-то деле ничего значительного в его жизни за эти семь лет и не было… Кроме перстня. Он смысл всего, стержень всего. Он, один-единственный. Все остальное лишь зыбкий размытый фон.
Даже жутко немного.
И вот наконец наступил день защиты диссертации.
Выступление давалось легко. Буквально пару раз заглянул в текст, да и то чтобы скрыть вдруг напавшую нервную зевоту. Слова представлялись ему звеньями якорной цепи, намотанной на брашпиль, закрепленный где-то у него внутри. (В области мозга, надо полагать, хотя ему почему-то представлялся желудок. Наверное, потому, что не успел позавтракать.)
Итак, якорь сброшен, цепь разматывается, брашпиль вращается. Все происходит само собой. Его задача лишь в том, чтобы не свалить ненароком кафедру, за которой он стоит, не сутулиться и широко открывать рот, не мешая прохождению цепи.
Ощущение бездонной глубины под ногами — единственное, что напрягает.
Дна нет. По крайней мере, он не чувствует его. Не может представить.
Цепь закончится, вал брашпиля дернется, качнется и замрет. Якорь беспомощно повиснет в глубине.
Он смог отследить путь перстня до 1799 года… Египетский поход Наполеона. Люсьен Годе, тогда еще поручик, а не генерал, получил из рук еврея-менялы серебристый перстень с овальным черным камнем необычной огранки…
И на этом все.
Под якорем остается девять десятых глубины. Тысяча семьсот девяносто девять лет.
Или больше? Перстень звался «иудиным», это верно, но… что, если он существовал еще до Иуды?
Брут.
Диктатор Луций Сулла.
Заговорщик Катилина.
Герострат.
Какой-нибудь Аммуна, вероломный хеттский царь.
Неолитический земледелец Каин.
Большой взрыв, в конце концов?..
На улице пошел ливень. Трофимов стоял спиной к окну, он только слышал, как вода яростно забарабанила по крышам и асфальту, как внезапно потемнело в аудитории. Профессор Сивой, официальный оппонент, сидел ближе всех к выключателю. Протянул руку, не вставая, и не дотянулся. С хмурым видом Сивой поднялся, под потолком буднично вспыхнули плафоны.
«Пора закругляться», — подумал Трофимов.
Аудитория была набита битком. Члены Совета, оппоненты, Живицкий с какой-то древнегреческой богиней под ручку, все остальные — студенты, преподаватели, какие-то трудно идентифицируемые личности с портативными магнитофонами и микрофонами… КГБ, что ли? Трофимов надеялся, что нет.