– Мы же не хотим опоздать в цирк, да? – говорю я и извлекаю кассету. – Я отдам ее твоей маме, когда закончу с ней работать. А пока давай одеваться, пойдем в парк.
Плеск несуществующих волн заставки о столь же несуществующие скалы встречает меня в прихожей. С постера на двери Джо на меня хищно взирает какая-то злодейка из компьютерной игры, обряженная в черную униформу. Когда я выключаю компьютер, финальный всхлип набегающей волны напоминает смешок, эхом прокатывающийся, как кажется, до первого этажа.
А в комнате снова оживает оркестр, трубы выводят задиристые ноты. Табби снова в магазине игрушек, его лицо занимает весь экран.
Подняв с подлокотника кресла пульт, я одним щелчком отправляю его в небытие.
– Пойдем, Марк. Говорю же, времени нет. Вернемся – может, посмотрим еще раз.
Нервно хихикнув, Марк говорит:
– Я не трогал пульт.
– То есть кассета сама собой запустилась? – я достаю «Золотой век юмора» из плеера и возвращаю в коробочку. Надо же, какой я стал забывчивый – ушел весь в своих мыслях и не достал ценную находку из видака, с которым местное население вроде Джо сотоварищи вечно творит, что хочет.
Марк хлопает показушно невинными глазами:
– Эй, я серьезно. Я…
– Все, хватит. Твоей маме не понравится, что ты рассказываешь небылицы.
– Но…
– И уж точно это не понравится твоей бабушке, – я выключаю телевизор и жду, пока он обует кроссовки. – Пошли, – мой голос звучит уже дружелюбнее, – еще посмеемся.
7: Тотемы
Мы доходим почти до конца улицы, поравнявшись с заправочной станцией, а ночное небо прорезает малиновая кромка заката, когда я окликаю:
– Марк, нам не обязательно так спешить.
Он продолжает идти, словно увеличенные буквы в середине вывески «Фрагойла» поторапливают его, и возражает мне вполоборота:
– Ты же говорил совсем другое.
– Нет, я говорил, что мы не должны до последнего момента сидеть перед видаком. Раз уж мы уже вышли, на представление никак не опоздаем, – возражаю я, поравнявшись с Марком на обочине. – Я не старая кассета, не нужно меня ускорять.
Он оглядывается на меня через плечо.
– Это было бы забавно, – говорит он, не отводя взгляда.
Но не его слова заставляют меня вздрогнуть.
– Марк! – ору я, но не успеваю еще закончить его имени, когда он ступает на дорогу.
Его маленькое тело вспыхивает, охваченное направленным на него ярким, словно от прожекторов, светом. Это фары грузовика, надвигающегося на Марка с громким ревом. Я нахожусь слишком далеко, чтобы оттолкнуть его с дороги, но что можно крикнуть ему, чтобы помочь? Я ужасно боюсь, что блеск и шум надвигающейся погибели скуют его движения, но в ту же секунду Марк уворачивается от грузовика буквально в ярде от удара и падает на дорогу.
К тому моменту, как я добираюсь до противоположного тротуара, он уже бежит вверх по холму, мимо бензоколонки.
– Марк, – окликаю я его, сжимая ладони подмышками.
Он останавливается, при этом упав на корточки, готовясь, видимо, к следующему этапу гонки.
– Чего?
– Вернись сюда. Мы никуда не пойдем, пока ты не выслушаешь меня.
Он плетется по тротуару между входом и выходом со станции.
– Что? – бормочет он.
– Хочешь меня вывести, Марк?
Он бросает на меня взгляд и хихикает.
– Ты как бабушка. Она вечно говорит, что ее хватит удар из-за меня.
– Ты этого почти добился, но дело не в этом. Хочешь, чтобы мы с твоей матерью расстались?
– Но вы ведь не собираетесь?
Свет, льющийся с бензоколонки, преображает его лицо, и оно кажется таким бледным, что невольно наводит на мысль о клоунских белилах.
– Разве ты не любишь меня? – с мольбой произносит он.
– Я просто не одобряю то, что ты только что сделал. Если Натали доверила мне присмотреть за тобой, а ты так ведешь себя, то вряд ли она захочет снова иметь со мной дело.
– Ты ведь не расскажешь, правда? Мы же поклялись не жаловаться друг на друга.
– Эта история останется между нами, если больше ничего такого не произойдет. Договорились?
– Да, – выпаливает Марк, которому не терпится снова отправиться в путь. Шарух наблюдает за нами из окна магазина при бензоколонке, и я думаю, станет ли он жаловаться, что я впустил Кирка. Возможно, его остановит тот факт, что я не его штатный работник. Пока он не подкараулил меня, я быстро следую за Марком.
Через минуту мы уже у Ройал Холлоуэй. Длинный пятиярусный кирпичный фасад с башенками над воротами так ярко освещен, что резко выделяется на фоне ночного неба, погружая в атмосферу французского замка. Длинноногие тени, такие же высокие, как дымовые трубы, тихо бродят вокруг здания, но не успеваю я рассмотреть их обладателей, как стена преграждает мне обзор. Марк вырвался далеко вперед, так что к тому времени, как я дошел до конца стены, он уже пересекал проселочную дорогу. Пока я перехожу, две клоунские физиономии появляются перед ним из сумрака. Одна из них находится явно намного ближе к земле, чем должна быть, но я сразу понимаю, что с человеком это широкоротое нечто не имеет ничего общего. Его компаньонка вступает в свет уличного фонаря, и я вижу, что ее рот измазан помадой с той же небрежностью, с какой создает свою первую картину ребенок. Я никак не могу отделаться от мысли, что у ее ног не бульдог, а тяжело дышащая и фыркающая женщина. Я оббегаю их вслед за Марком, когда сзади до меня доносится хриплый голос: