Славянофилы, со своей стороны, пребывали в противоположенном убеждении — варяги, понятное дело, прирожденные славяне, а Древняя Русь была страна могучая и самобытная, ей занюханная Европа не указ. Что нам их рыцари, наши витязи в десять раз круче были, вспоминайте Чудское озеро.
В общем, термин «русское рыцарство» в этой великой схватке был как кость в горле и тем и другим — и исчез из обихода. Сами наши рыцари так просто со средневековых полей сражений не исчезли.
Но, с другой стороны, трудно отрицать, что своего развития в полном и окончательном варианте рыцарские военные традиции у нас не получили.
Причин тому несколько, и одна из них — географическая. Клин тяжелобронированной конницы хорош в тесноватой Европе, где у противника мало свободы для маневра. В южнорусских степях такая тактика особого успеха не принесет.
Вернемся еще раз к упоминавшемуся сражению у Сновска. Легкая половецкая конница ушла в глубокий рейд по русским землям и попала по сути дела в ловушку, лишившись главного козыря — маневренности: с одной стороны лес, с другой река, с третьей осажденный Сновск. А подошедшие с четвертой стороны рыцари Святослава Ярославича вчетверо уступали числом, но значительно превосходили броней и оружием — и втоптали в землю бездоспешных кочевников.
В степных просторах чаще получалось наоборот. Достаточно вспомнить очень известные сюжеты двух знаменитых битв в степи, неоднократно отраженных в литературе и искусстве. Это сражение на реке Каяле, так неудачно завершившееся для дружины князя Игоря, известного по одноименной опере; и еще более печальная для русского оружия битва при Калке.
Оба раза повторяется один и тот же ход событий — тяжелая латная конница опрокидывает и рассеивает степняков, но мощнейшие удары приходятся в пустоту. Более скоростной противник отступает, маневрирует и наносит удары по разрозненным частям потерявшего свой грозный единый строй рыцарского войска. Финал — два закономерных поражения.
Но в других войнах рыцарская конница осечек не давала. Панцирные всадники на равных тягались на западных границах с немецким, польским, чешским, венгерским, шведским, а позже и ливонским рыцарством. А под штандарты Ливонского ордена, между прочим, стекались лучшие бойцы со всей Западной и Центральной Европы — и, соответственно, все новинки вооружения и тактики. Но ничего, и ливонцев бивали.
А с финно-угорскими лесными племенами, войн с которыми было в XI и XII веках не меньше, закованные в сталь дружинники вообще расправлялись играючи. Лесные удальцы могли бить стрелой в лет птицу и выходить с рогатиной на медведя, но ударов бронированной кавалерии их нестройные ватаги не выдерживали.
Но рыцарство, как известно, это не только тяжеловооруженные всадники, все сметающие на своем пути. Это еще и один из политико-экономических институтов феодального строя. Который, в европейском его варианте, на Руси XI–XII веков отсутствовал.
На заре европейского средневековья дело происходило следующим примерно образом: вождь какого-либо варварского племени, прописавшись мечом и копьем на землях рухнувшей Римской империи и приняв королевский титул, раздавал завоеванные земли верной своей дружине в ленное владение, в зависимости от заслуг каждого. А они, дружинники, став баронами, маркизами, графами и герцогами, принимали на себя обязанность по первому зову сюзерена вооружаться и выступать ему на помощь. И все были довольны — и король, и свежеиспеченные феодалы, и попавшие в феодальную зависимость обитатели пожалованных земель.
Про последних стоит сказать чуть подробнее, а то марксистско-ленинские историки много лет вбивали нам в головы, что самой заветным желанием средневековых крестьян, замученных барщиной, оброками и повинностями (особо пинали феодалов за право первой брачной ночи); что самой светлой мечтой угнетенных тружеников было зарезать своего сеньора и поджечь его ненавистный замок. А власть всех этих баронов держалась исключительно на мечах и копьях их дружин.
Это, понятно, не так. Слишком неспокойным местом была на заре Темных веков Европа, слишком много шлялось по ней вооруженного и опасного народа; и когда свежеиспеченный феодал приходил с дружиной, возводил замок и брал на себя заботу о защите окрестных обывателей (весьма, конечно, небезвозмездную) — они, обыватели, были рады и счастливы, попав в феодальную кабалу. Альтернатива была проста — налетит пешая, конная и приплывшая на ладье ватага, дадут по башке секирой, изнасилуют жену и дочерей, сожгут дом и заберут на память о веселом пикнике все с трудом нажитое имущество. По сравнению с такой перспективой право первой ночи — пустяк и мелочь, не достойная сожаления.