Однако вместо того, чтобы попросить у меня автограф или сообщить, как ему понравилась моя последняя роль младшей сестры-толстушки и по совместительству ходячей катастрофы, мой собеседник кашлянул, снова надел свою ковбойскую шляпу и осведомился:
– Мэм, вам нужна помощь?
– Да! – Я инстинктивно рванулась вперед и схватила его за локоть.
Красавец или нет, но он охраняет всякую живую тварь в этом море одинаковых горных дорог. Незнакомец проследил за моим движением, сфокусировав взгляд на руке, вцепившейся в его рукав. Не заботясь о том, что голос наверняка выдает глубину моего отчаянья, я взмолилась:
– Пожалуйста! Я вконец заблудилась. Навигатор отказал, я битых три часа катаюсь по этой дороге туда-сюда. Мобильный не ловит. Бензин почти кончился. Я в такой… так чудовищно заблудилась! Вы мой герой!
На этом он немного выпрямился и ответил спокойно и ободряюще, накрыв мою руку своей и ласково потрепав. Тепло, размер, загрубелость и тяжесть его руки тоже вселяли бодрость, как по волшебству.
Меня еще никогда так успешно не ободрял красивый мужчина.
Это оказалось очень приятно.
И странно.
– А куда вы направляетесь? – мягко спросил он.
– Я пытаюсь отыскать место под названием Бандитское озеро, и если вы меня туда проводите, я отдам вам все, что пожелаете, в том числе карту, написанную иероглифами!
Я заметила, что незнакомец прищурился, услыхав, куда я еду.
– Бандитское озеро?
– Совершенно верно, – кивнула я.
– У вас там дом?
– Не у меня, а у моего знакомого, Хэнка Уэллера. Я сняла его дом на несколько недель.
– Хэнка? Вы знаете Хэнка?
Я снова кивнула:
– Да, офицер. Мы вместе учились в колледже.
– Я не полицейский, мисс. Я рейнджер национального парка.
Я пригляделась к его форме – точно, зеленая, а не синяя – и пожала плечами. Мне все равно, какую службу он представляет, лишь бы выбраться из этой Сумеречной зоны, прежде чем заиграет банджо и появятся кровожадные горцы во фланелевых рубашках.
– Оу. Хорошо. Тогда как к вам обращаться? Мистер рейнджер?
Он прикусил губу, еле удержав смех, и сжал мою руку.
– Можете называть меня Джетро, мисс. Значит, у вас заканчивается бензин?
– Вас зовут Джетро?
– Воистину так.
Я долго смотрела на него, чувствуя, что это имя ему не совсем подходит, какое-то оно не статусное. Будь он занят в киноиндустрии, ему пришлось бы брать псевдоним вроде Кейна, или Дина, или Кейна Дина. Что-нибудь покороче – легко запомнить – и попроще, чтобы не переврать в случае чего.
По моему опыту, красавцы обычно не ладят с орфографией и плохо запоминают длинные слова.
– Сколько у вас бензина, говорите? – снова спросил Джетро.
– Лампочка мигает. Иду на последних каплях.
– Это ничего. – Теплая улыбка не уходила из его глаз. – Я довезу вас до озера, а вашу машину мы заправим и доставим позже.
– Как «Джетро Талл»[1]?
– Простите?
– Я говорю, вас назвали Джетро в честь «Джетро Талла»?
Заинтересованный взгляд прошелся по моему лицу, и мой собеседник ухмыльнулся. Снова. На этот раз еще шире.
– Нет, как Иофора, тестя Моисея из Ветхого Завета. Сумки у вас есть, мисс?
Он еще раз ободряюще пожал мне руку и отпустил, шагнул к моей машине, так и стоявшей открытой, и вынул ключ из зажигания.
– Сумки?
– Вещи.
– Целая тонна, – фыркнула я. – Но не волнуйтесь, я от этого лечусь.
И засмеялась своей шутке.
Симпомпончик Джетро выпрямился и вопросительно приподнял брови, глядя на меня:
– Простите?
Видя, что он не уловил – или не расслышал – юмора в моей попытке пошутить, я перестала смеяться и откашлялась.
Когда я нервничаю, смущаюсь или грущу, то начинаю хохмить. Это моя особенность, реакция организма. Кто-то даже назовет это навязчивой привычкой. Я словно пытаюсь сказать: «Эй, вот вам пища для ума, сосредоточьтесь на ней, а не на мокрых пятнах у меня под мышками и не на том, как раздуваются мои ноздри!»
Только теперь я поняла, что рейнджер Джетро пробуждает во мне непонятный трепет, что казалось необъяснимым и странным. Раньше я не сомневалась, что мой последний бойфренд станет пожизненной прививкой против чар красавцев.
Этого еще не хватало…
Я обвинила в этом недавнюю кардионагрузку.
Удастся шутка или нет, целиком зависит от выбора момента. В своей карьере я очень рано научилась не повторять шуток, хотя и грустила по неуслышанным и неразделенным хохмам: для меня это сродни комедийному эквиваленту разбрасывания жемчуга перед некоторыми животными.