Но тут уж Каспар Прекль вышел из себя. Он сам не жалел жестких эпитетов для своих земляков, но тон, которым швейцарец и этот "делатель долларов" говорили о его родине, задел его за живое. Он с гневом заметил, что утверждение г-на Поттера о недостатке у немцев этики совершенно превратно. У них как раз слишком много "этики", и это-то и глупо. При помощи "этических" аргументов господствующий класс старается воздействовать на угнетенных, именно "этическими" аргументами прикрывают разные способы Порабощения. Ни один народ в мире не возится так с этическими соображениями, как немецкий. Только начали немцы революцию - и вот уж затормозили ее: им, видите ли, необходимо решить, достаточно ли в ней корректности.
Все это г-н Прекль высказал очень резким тоном. Г-н Тюверлен и г-н Поттер поглядывали друг на друга. Будучи людьми вежливыми, они не улыбались. Он не хотел бы, - с осторожным и коварным благодушием начал наконец г-н Тюверлен, - обидеть г-на Прекля и его родину, но при всем своем желании он все же не может признать, что тот маневр, свидетелями которого они являются, что тот способ, которым государственная власть и промышленность при помощи инфляции отводят принадлежащие обществу деньги в свои кассы, - что этот маневр отличается особой "этичностью". Г-н Тюверлен и сам не находил свой аргумент достаточно убедительным. Уже говоря это, он понимал, что Каспар Прекль мог здесь с основанием возразить, что этот "маневр" был предпринят не народом, а небольшим господствующим слоем. Но произошло нечто странное: инженер Каспар Прекль, так часто ядовитыми словами клеймивший эту коварную наглость крупного капитала, - этот самый инженер Каспар Прекль сейчас, словно в защиту именно этого коварства, внезапно заявил, что мало смысла разбираться в вопросе, корректно или некорректно поступили глетчеры, растаяв после ледникового периода. Оба его собеседника удивленно молчали.
- Инфляция - это, конечно, не вполне корректная сделка, - помолчав, тихо и мечтательно произнес вдруг Мамонт. - Но зато это сделка очень выгодная. На месте вашего министра финансов я, наверно, сделал бы то же самое.
Все трое невольно рассмеялись. Инженер Прекль в душе устыдился своего смеха и решил написать балладу о "корректности".
Каспар Прекль еще до обеда уехал назад в город. Ни Тюверлен, ни американец не пытались удержать его. Он мало говорил, он был человеком узким, занимавшим очень мало места. Тюверлен и американец были куда шире. И все-таки большая комната после ухода этого необузданного человека показалась странно пустой. Беседа текла вяло.
- Каспар Прекль утомителен, - сказал немного погодя Тюверлен.
- Жаль, что зря пропадает такой человек, - после некоторой паузы лениво протянул американец.
А потом г-н Поттер и г-н Тюверлен гуляли по берегу бледного озера, освещенного зимним послеполуденным солнцем. Тридцатилетний Дании заговорил об обозрении. Тюверлен принялся объяснять ему, что он первоначально хотел в нем показать. Американец понимал его, соглашался с ним. Ему лично, заметил он, - все движение "патриотов", вся эта дикая воинственность представляются последними судорогами первобытного человека. Ему, Поттеру, нередко мерещится сцена, годная не то для театра, не то для фильма: последние люди каменного века разбивают свои орудия и переходят к употреблению бронзовых. Тюверлен нашел, что идея неплоха, но, - добавил он, улыбаясь, - в обозрении "Касперль в классовой борьбе" ее довольно трудно использовать. Г-н Поттер, не выпуская изо рта трубки, не глядя на него, предложил ему в таком случае написать новое обозрение, обозрение в аристофановском духе для Нью-Йорка. Он охотно сам поддержит эту затею. Тюверлен лучше его знаком с книгами, а он, Поттер, возможно лучше знает людей. Он охотно двинет это дело, - добавил он словно мимоходом.
Тюверлен с удивлением спросил его, как он, собственно, представляет себе такое обозрение. Такая штука, даже если она получится удачно, вряд ли будет понята. Тридцатилетний Данни вытащил записную книжку, принялся что-то подсчитывать. Затем ответил, что никогда не говорит серьезнее, чем тогда, когда дело идет о том, что его забавляет. Он пригласил Тюверлена приехать в Америку. Тюверлен ответил, что подумает.
Когда они вернулись в виллу "На озере", Мамонт рассказал Тюверлену, что ведет переговоры с г-ном Грюбером о займе, нужном для электрификации Баварии. В такое время, как сейчас, даже относительно небольшая сумма может иметь значение для маленькой страны. За маленькую сумму можно добиться любых уступок, - сказал он. Тюверлен прищурился, став вдруг молчалив.
- А вы потребуете уступок от моих баварцев? - спросил вдруг Тюверлен, когда Поттер уже успел, заговорить о другом.
- Не знаю, каких уступок стоило бы от них требовать, - ответил американец.
- Я, во всяком случае, мог бы кое-что потребовать от баварского правительства, - осторожно нащупывая почву, произнес Тюверлен.
Он вспомнил о том, что баварская казна принимала в предприятиях Грюбера значительное участие.
- Крупное дело? - спросил американец.
- Нет, не крупное, - ответил Тюверлен. - Всего лишь помилование человека, которого я считаю невиновным.
- Об этом можно будет поговорить, - сказал г-н Поттер. - Приезжайте в Америку, господин Тюверлен, - предложил он вторично.
- Пожалуй, приеду, - сказал Тюверлен.
Американец распрощался незадолго до того, как Иоганна вернулась после своей беседы с Мессершмидтом. Тюверлен был очень оживлен. Мамонт понравился ему, он радовался предстоящей поездке в Америку, радовался возможности добиться амнистии Мартина Крюгера.